балки, над первым выступали верхние этажи здания, укрепленные потемневшими от времени досками, издалека похожими на орнамент. Подоконники распахнутых окон гостиницы были уставлены цветочными горшками с алыми пеларгониями.
Я помешкала немного, с сомнением глядя на склянку с фальшивыми останками единорога. Вот так запросто можно превратиться в шарлатанку, соучастницу обмана. Ведь это нечестно! Неправильно! Но, с другой стороны, есть ли у меня выбор?
Набравшись смелости, я шагнула внутрь и известила приветливого слугу, что ищу мсьё Живаза. Меня направили в ресторацию.
За дубовыми столами, выстроившимися вдоль побелённой стены и окон довольно длинного зала, сидели в основном мужчины всевозможных возрастов и рангов. С потолка, подпёртого массивными балками, свисал железный фонарь с ажурной ковкой. Такие же, но поменьше, красовались возле входной двери и над стойкой. За ней взъерошенный, плохо выбритый чернявый толстяк раздавал указания грудастой, розовощекой девице. Наверняка это хозяин – мсьё Живаз.
За парой столов вино текло рекой, доносились грубые шуточки и хохот. Увы, мне придётся пройти мимо всех этих пьяных мужланов. Но поручение есть поручение. Я набрала в грудь воздуха и, представляя себя важной дамой, гордо направилась вперёд. Выкрики «Эй, красавица! Я влюблён! Посмотрите, какой розан!» я пропустила мимо ушей и даже не повела бровью.
Теперь вы, любезные судари, толстые и тощие, красавцы и уроды, толстосумы и нищие вояки, для меня как деревья в графском парке. Есть, и ладно. Раз мне замуж нельзя, то и с вас проку никакого. Восхищайтесь, господа, восхищайтесь.
– Мсьё Живаз, – премило улыбнулась я.
Толстяк в расстёгнутой до середины груди рубахе с засаленными манжетами обернулся и расцвёл.
– Что угодно, мадемуазель?
«Да когда уже у вас всё масло в глазах переведётся?!» – в сердцах подумала я, и мои сомнения вмиг как рукой сняло.
– Лекарство от мсьё Годфруа, – продолжила я улыбаться и протянула склянку с яичной скорлупой. – Принимайте с осторожностью.
Толстяк тотчас вспомнил, что болен, осунулся лицом и глубокомысленно закивал.
– Премного благодарен, мадемуазель. Мсьё Годфруа давно обещал, и никак. Но я понимаю… понимаю. Где ж его взять, если оно… – изрёк мсьё Живаз, запнулся на полуслове и таинственно задрал палец.
В мою ладонь опустился увесистый кошель.
– О, мадемуазель уже наложила свои жадные лапки на чужие деньги! – послышался за спиной знакомый голос.
Переполненная возмущением, я обернулась и увидела Этьена. Нетвёрдой походкой он подошёл к стойке и облокотился, одарив меня презрительной ухмылкой.
– Это деньги мсьё Годфруа. И вы не имеете права так со мной разговаривать! – сказала я, чувствуя нарастающую злость при виде нетрезвых глаз наглеца и красивых губ, растянутых в фальшивой усмешке.
– Конечно, они принадлежат этому мошеннику Годфруа, моему папаше. И уж никак не вам.
С этими словами Этьен выхватил кожаный мешочек из моих рук и бросил на стойку:
– Эй, дружище Живаз! Я там задолжал тебе что-то. Можешь списать долг.
Хотельер недоумённо смотрел на нас и, видимо, боролся сам с собой.
Во мне всё вскипело от ярости – в желудке стало горячо, будто туда насыпали фунт перца, и я выпалила:
– Нет уж, мсьё, обойдётесь. Деньги предназначались не вам. И не вам решать, что с ними сделать. Я отнесу их мсьё Годфруа.
Я схватила кошель, но рука Этьена в перчатке накрыла мою кисть, будто лапа коршуна. Он сузил глаза.
– Не тебе, маленькая шлюха, мне указывать.
Я не ответила, с ненавистью глядя в эти карие глаза с длинными, как у девицы, загибающимися на концах ресницами. Хотелось только одного – стереть ухмылку и самодовольный прищур с лица негодяя. Пальцы свободной руки сжались сами собой, но… я никогда и никого не била. Ни разу в жизни. Это было и есть ниже моего достоинства. Хотя бы отчасти, но я всё же… графиня. И потом, что я сделаю этому широкоплечему молодчику?
Но вдруг багряным пламенем внутри жар поднялся по позвоночнику и вырвался горячей лавой наружу – ударив из макушки прямо в потолок, он расплескался в зал ресторации позади меня. В нём пульсировала мысль: если я не могу, тут мужчины есть. Пусть кто-нибудь это сделает. Большой и крепкий. За меня… Да так, чтобы этому Этьену пусто было! И потребует извиниться. Совершенно произвольно я представила, как крупный кулак впивается костяшками в его скулу, обтянутую гладкой, смуглой кожей…
Будто в ответ на мой призыв за спиной Этьена вырос русый мужчина в добротной одежде. Огромный, почти великан. Похоже, он тоже был навеселе.
– Извинитесь, милостивый государь, перед дамой.
Этьен отмахнулся от него, как от мухи.
– С радостью, сударь. Но где вы видите даму?
Я зажмурилась от негодования, и в моём воображении Этьен полетел вниз головой под лавку. Жуткий грохот заставил меня открыть глаза – Этьен,
