тепло. Он вовсе не казался сейчас ни мерзким, ни злым, и безмятежно, по-мальчишески посапывал. Сомнений не оставалось – он здоров.
А я… я не могла пошевелиться. Если всё-таки встану, надо всерьёз подумать о шалаше в лесу. Лекарь наверняка не простит ослушания, ведь он ясно приказал: Этьена не лечить. Говорят, где-то в горах есть пещеры. Там нет людей, и можно будет жить. Разведу костёр, грибы буду собирать, ягоды. Может, стоит семенами запастись, посажу что-нибудь…
– Эй! Эй! – кто-то тряс меня за плечи. – Проснись! Эй!
Я разодрала глаза. В сером свете подо мной плясало недоумённое лицо Этьена.
– Эй! – повторил он, приподняв меня со своей груди и удерживая на вытянутых руках.
Вместо слов я выдала невнятное мычание.
– Ты что здесь делаешь? – снова встряхнул меня сын лекаря. – Ты чего на мне разлеглась?
– Не трясите, – хрипло выдавила я из себя. – Не груша…
– Слезь с меня! Поднимайся! – потребовал он и грубо отшвырнул меня.
Я опрокинулась на спину, как чучело, набитое соломой, и шмякнулась затылком об пол.
– Ай, полегче.
– Какого чёрта? – Этьен сел. – Вставай и убирайся.
Мои попытки встать оказались бесплодными. Похоже, я выглядела как барахтающаяся в кувшине с молоком жаба – все болело, и тело совершенно мне не подчинялось. На меня накатила обида. Нет, лекарь был тысячу раз прав – этот наглец не стоил даже трети моих страданий. Глядишь, хоть чему-то бы научился. В рёбрах тоскливо ныло, ломило в спине. Вчерашние травмы Этьена еще давали о себе знать, но валяться на полу перед полуголым негодяем было крайне унизительно. Только бы не разреветься!
Хмуро и недоверчиво Этьен наблюдал за моими жалкими потугами.
– Чёрт, ты пьяна в стельку? Или притворяешься? Какой шарман!
– Не пьяна и не притворяюсь, сударь! – зло одёрнула его я, понимая, что ещё немного и снова перестану себя контролировать. Кто знает, к чему это приведёт? Потолок обрушится или в окно влетит коршун и оторвёт ему голову? Сейчас бы меня устроило и то, и другое. Нет, нельзя. Он не стоит моего гнева. Он просто неотёсанный грубиян, каких много. А я такая одна! Я набрала в грудь воздуха и строго сказала:
– И прекратите чертыхаться. Лучше помогите добраться до кровати. Я не могу встать.
Этьен вдруг обратил внимание на то, что едва одет, и… покраснел.
О, Боже! Неужели таким хамам знакомо смущение? Если бы положение не было столь плачевным, я бы гомерически расхохоталась.
Он непонимающе покосился на меня, посмотрел на свои босые ноги, на голые руки, снова на меня, и присвистнул:
– Постой. Неужели я?.. Неужели мы с тобой?..
– Конечно, нет, сударь! – я стиснула зубы и опять попыталась опереться на руку. Нечеловеческие усилия, и удалось-таки подставить локоть, чтобы чуть-чуть приподняться. Со всей возможной жёлчью я заметила: – Иначе меня бы вырвало. Вы видите на себе следы рвоты?
Брови Этьена изумлённо взметнулись, в поиске оной он опустил голову и осмотрел свою грудь.
– А что за бинты? И чья на них кровь? Зачем их намотали на меня?
Я молчала. Этьен продолжил возмущённо рассуждать:
– И вообще, какого чёрта я здесь делаю? Интересно, что за дрянь мне подсыпал подлый хотельер? Последнее, что я помню – бокал Монтаньё в гостинице. Постой, и ты там была, принесла ему что-то. Уж не папаша ли передал подлецу Живазу снотворного порошка, чтобы заманить меня домой? Признавайся!
Его взгляд снова разгорелся недобро.
«Чудесно! Он ничего не помнит. А самомнения хватит, пожалуй, на всех фаворитов короля вместе взятых».
– Да вы, сударь, ещё и глупы, – презрительно сказала я. – Не ищите в других причины своих безумств. Вы сами всему причина. А, знаете? Подите прочь. И если хватит совести, позовите Женевьеву или Софи, чтобы помогли мне подняться.
Я отвернулась и принялась гордо рассматривать покрытый многодневной пылью паркет. Судя по звуку, Этьен встал и шагнул прочь.
«Не плакать! Не плакать! Не плакать!» – твердила я себе, кусая от обиды губы.
Вдруг рядом послышался вздох. Меня подхватили на руки и понесли к винтовой лестнице. Я не поворачивалась, но знала, что это сын лекаря.
Взыграли остатки совести. Значит, не всё ещё потеряно.
Он опустил меня на кровать и наклонился к моему лицу. Я сморщилась и хотела отвернуться, но Этьен аккуратно придержал ладонью мою голову и с неожиданным сочувствием спросил:
– Что болит-то? Ногу подвернула? Или на спину упала?
Я смотрела в его глаза и не знала, что ответить. К горлу подкатил ком.