теплых плоских камнях.
– Хороший совет, змей.
– Что? – переключился на нее Джеймс. – Что ты сказала?
– Да так, дурака валяю, – ответила она.
Джеймс покачал головой.
– Блин, ты говоришь так много странного.
– «Блин» – по-прежнему твое любимое слово? – заинтересованно спросила Изола. – Мне вот нравится слово «правдоподобие». А Толкин говорил, что самое красивое словосочетание – «подвальная дверь».
– Его, очевидно, никогда не запирали в подвале.
Изола снова перевела взгляд на питона.
– Есть мыши?
Джеймс взял пульт и приглушил Тарантино.
– Ты собираешься мне рассказать, что произошло?
Изола покачала головой.
– «Нет, ничего не произошло» или «нет, не собираюсь»? – переспросил он и, так и не дождавшись ответа, задал следующий вопрос: – Ну, а что сегодня было в школе?
Змея подняла голову, как завороженная следя взглядом за кольцом, болтающимся на ожерелье Изолы.
– Да ничего особенного, – отозвалась Изола. – Я сходила в часовню и пообедала под старым органом. Одна монашка, между прочим, отвела взгляд, когда меня увидела, – добавила она с притворной обидой.
– Наверное, удивилась, что тебя гром не разразил, – хохотнул Джеймс. – Как там та другая монашка тебя однажды назвала? Дикаркой? Дикарка Уайльд…
В мгновение ока Изола вновь, как наяву, увидела деревья, услышала зловещий скрип подвешенной клетки. Шорох шагов Алехандро. Чириканье воробья, выклевывающего красную ниточку вены и выхватывающего глазное яблоко из глазницы.
Вспомнив, что надо дышать, она отвернулась к террариуму. Джеймс не заметил – он снова уткнулся в телевизор, хотя видел этот фильм уже столько раз, что мог бы произносить реплики в один голос с актерами.
– Я сегодня нашла в лесу труп, – произнесла Изола, сдвигая стеклянную крышку террариума. – Можно его достать?
Перестрелка на экране заполнила паузу.
– Изола, что ты сказала?
– Можно его достать? – Она уже залезла в террариум, вытащила питона и обернула вокруг шеи, словно огромный гротескный шарф. Змея заерзала, пытаясь устроиться у нее на шее поудобнее.
Джеймс протянул руку за пультом, и экран погас. Молчание тянулось, будто резина.
– Изола! – Джеймс, наконец, обрел дар речи. – Труп? Ты это серьезно?
Изола упорно отводила взгляд.
– A-а. Да, это правда. – Она словно обращалась к питону, а не к Джеймсу.
– Но ты… кому ты об этом рассказала?
– Тебе.
– Изола! Я… Проклятье… С тобой все нормально?
Любопытная маленькая голова питона исчезла под рубашкой Изолы. Пытаясь вытащить проказника из бюстгальтера, она рассеянно отозвалась:
– Со мной-то – да. А вот с ней – нет. Она была в птичьей клетке… привязанной к дереву.
Слова повисли в воздухе, как те ноги в полосатых чулках, и Изола осознала, насколько странно и нелепо это прозвучало здесь, в комнате Джеймса. Она услышала протяжный выдох и, наконец, повернулась лицом к другу.
Пепельное лицо Джеймса, казалось, расслабилось под ее взглядом; остекленевшие глаза моргнули, увлажняя пересохшие роговицы.
– Блин, – снова сказал он, – из-за тебя у меня чуть инфаркт не приключился. И зачем… зачем ты это делаешь? – Облегчение миновало: теперь Джеймс смотрел на нее сердито. – Зачем рассказываешь сказки так, будто говоришь правду?
– Но это
– Ты видела то самоубийство? Ну, на ярмарке? – обеспокоенно перебил Джеймс.
– Да, но…
– Изола. Посмотри на меня. – Он артикулировал так четко, будто разговаривал с глухой. – Ты утверждаешь, что