— Странно вы рассуждаете… — ворчливо ответил Горшков. — Может быть, он занят важными мыслями, ему не до нас…
На свежего человека брюзжание Горшкова нередко производило неприятное впечатление. Однако сотрудники, знающие Пантелеймона Евсеевича в течение многих лет, понимали, что он человек мягкий и отзывчивый. Поворчать же любил «для порядка», чтобы его не считали тряпкой.
— Хорошо бы вечер занимательной астрономии устроить, — продолжал между тем Горшков. — Почему в этом году ни разу не было вечера занимательной астрономии? Это не дело…
Однако предложение механика не вызвало воодушевления у его собеседников, и он, еще более насупившись, углубился в созерцание афиши.
Вот что на ней значилось:
«Сегодня в клубе Института геолого-разведывательной техники состоится литературный вечер.
Свои стихи прочтет поэт Олег Крымов.
С новыми стихами выступят также местные поэты: А.Галуновский, В.Катушкин, Г.Петряк и К.Томилин.
После выступлений будет обширное обсуждение с участием Олега Крымова.
Начало в 19 час. 30 мин.»
Между тем, поднявшись по лестнице и пройдя длинный коридор, Олег Николаевич очутился перед дверью с надписью:
Конструкторское бюро «Электроразведка»
Здесь ему предстояло встретиться с инженером Цесарским, которому директор, так же как и Трубнину, поручил ознакомиться с проектом молодого изобретателя. Крымов открывает дверь.
— Изумительно! — слышится в зале звонкий тенорок. — Удивительно хорошо! Это рычаг! Да что тут говорить, вы рассчитали его чудесно. Еще бы чуточку закруглить… самую малость, вот в этом месте. Павел Павлович, а Павел Павлович! Ну подойдите же, дорогой, сюда. Вы только взгляните!
Павел Павлович Чибисов, седой долговязый конструктор, поднимается со своего места и неторопливо приближается к коротенькому подвижному человеку с розовым, почти круглым лицом. Это начальник конструкторского бюро Модест Никандрович Цесарский.
— Вот здесь также допуска укажите, — говорит Цесарский, делая пометки на чертеже.
Оставив конструкторов договариваться насчет допусков, Модест Никандрович мчится в противоположный конец зала.
— Как у вас дела, дорогой? Разрешите-ка взглянуть… Ничего себе гроза! А дождь! Право, чудесный дождь!
Новый собеседник Цесарского поворачивает голову к широкому окну и мельком смотрит на потоки, омывающие мутные стекла.
— Вот такая же примерно погода была, когда мы испытывали в присутствии министра аппарат «ЦС-37», — говорит начальник конструкторского бюро, немного понизив голос.
Этот аппарат, предназначенный для обнаружения в железнодорожных рельсах скрытых трещин и раковин, был разработан инженером Цесарским и получил в свое время очень высокую оценку.
— Должен вам сказать, — продолжает Модест Никандрович, — подземный радиолокатор будет оценен не менее тепло, чем прибор «ЦС-37». Вы только подумайте…
Цесарский пододвигает к себе несколько больших рулонов чертежной бумаги и принимается осторожно разворачивать их.
Гроза усиливается. В просторном помещении конструкторского бюро быстро темнеет. Поминутно слышатся раскаты грома, от которых дребезжат оконные стекла.
— Ну-с… — начинает Цесарский, внимательно рассматривая чертежи. — Возьмем хотя бы этот узел. Какие могут быть сомнения? Уверяю вас, никаких! Система передатчиков проверена. Эта часть — тоже… О-о! Да у вас уже готовы детали для остова?! Только, позвольте… позвольте… Не слишком ли узкой вы сделали эту раму?
На лице Модеста Никандровича появляется несколько мелких морщин. Он озабоченно смотрит на чертеж, беззвучно шевеля губами. Но это продолжается всего лишь несколько секунд. Его лицо снова принимает веселое выражение.
— Ах, простите! — восклицает он. — Я не обратил внимания на сноску. Ну да! Конечно, все правильно! Еще раз прошу простить меня…
К разговаривающим приближается механик Уточкин.
— Костя, как хорошо, что вы пришли! А я как раз хотел посылать за вами. Видно по всему, что деталь, которую я поручил вам собрать, уже готова. Не правда ли?
— Еще не готова, Модест Никандрович. Постараюсь выполнить ваше распоряжение через два часа. Тут вас ожидает инженер Крымов. Я пришел сообщить вам…
— Крымов?
