Ангелы Ойкумены

маркиза спас угол дома, но в голове до сих пор гудело.

Когда в залу вошел лейтенант-гвардеец, дон Фернан встретил его, как подобает.

– Де Фрасси, – светски представился лейтенант. – Вам послание от полковника Дюбуа.

– Я к услугам господина полковника.

– Господин полковник велел дождаться ответа.

– Ответ будет. Подождите в гостевой комнате, вас проводят.

Конверт плотной вощеной бумаги. На лицевой стороне – аккуратная наклейка. «Маркизу де Кастельбро от полковника Дюбуа, барона де Брассер». Каллиграфический почерк, вязь завитушек у заглавных букв. Прежде чем распечатать письмо, дон Фернан распорядился отнести парламентеру вина и закусок. Голод держал Бравильянку за горло, смыкая костлявые пальцы все теснее. Но лейтенанта следует угостить так, чтобы он уверился: провианта горожанам хватит на сто лет осады.

Вчера лихие парни дядюшки Торреса устроили ночную вылазку, распотрошив вражеский склад. Шесть мешков хлеба, десяток головок сыра, четыре копченых окорока. Угощение де Фрасси соберут из трофеев, но знать об этом лейтенанту ни к чему.

«…назначаю встречу в девять часов пополудни, в монастырском саду Сан-Бернардино, что в восточном предместье. Цель встречи – передача Вам известной нам обоим благородной дамы. Безопасность гарантирую. Со мною будут десять гвардейцев. Вас в сопровождении не ограничиваю.

С неизменным к Вам уважением,

Огюст Дюбуа, барон де Брассер.»

– Ультиматум? – не выдержал полковник Агилар.

Прожженный вояка, ветеран четырех кампаний, ныне он был правой рукой маркиза в Бравильянке.

– Полковник Дюбуа предлагает мне встречу в саду Сан-Бернардино. Он намерен передать мне некую даму.

– Вы знаете, о ком идет речь?

– Не имею ни малейшего представления. Хотя полковник утверждает, что сия особа известна нам обоим. В подписи к письму он не упоминает своего воинского звания, обходясь фамилией и титулом. Намек на чисто светские отношения между двумя дворянами?

– Это ловушка! Монастырь расположен вне стен города. Вас будет ждать засада!

Дон Фернан молчал. Полковнику Агилару было хорошо знакомо это молчание. Маркиз размышлял, ему не следовало мешать. В тишине громко тикали напольные часы, изготовленные в виде за?мка из красного дерева. В гостевой комнате ждал ответа лейтенант де Фрасси.

V

– Доктор Юсико Танидзаки.

– Крисп Сабин Вибий.

– Присаживайтесь, прошу вас.

– Благодарю.

Хорошенькая, оценил Крисп. В годах, но еще даст прикурить. Сякконки поздно стареют, а эта из самых-самых. Зачем она попросила меня разуться? Пол-то на самоочистке! Иди пойми их, эстеток: то ли меня унизили, то ли оказали уважение, то ли намекнули на тень листа в тени куста… Сижу в носках, она – босиком. На левом носке – дырка. Стыдно!

Какой в этом тайный смысл?

– Моя секретарь записала вас на пятнадцать тридцать шесть.

– Я что, не вовремя?

– Вовремя. Минута в минуту. Благодарю вас за пунктуальность. К сожалению, я вынуждена отменить сеанс. Моя секретарь понесет суровое наказание. Это непростительная оплошность с ее стороны.

– Наказание? За что?!

– Я не работаю с помпилианцами.

Слово было сказано. Изображая смертельную обиду, Крисп в душе ликовал. Он прекрасно знал, что редкий медик-телепат соглашается на ментальный контакт с уроженцем Великой Помпилии. Это требовало высочайшей квалификации. При малейшем признаке агрессии, даже если помпилианец эту агрессию придумал на пустом месте, срабатывал рефлекс: клеймо возбуждалось и пыталось взять врача в рабство. В лучшем случае, это заканчивалось госпитализацией доктора или пациента; в худшем – похоронами. Требовалась исключительная, ювелирная деликатность, чтобы вторжение в мозг классифицировалось помпилианскими инстинктами как сотрудничество, косвенный аналог армейского корсета.

Все-таки оскорбление, подумал Крисп. Эта куколка – мастер деликатности. Ветер в ивах, змея в траве – на Сякко обожают вязать из слов кружева. Она бы справилась шутя. Прошла бы по волоску с завязанными глазами. И все же отказ – значит, мне плюнули в лицо. Отлично, так и запишем.

– Это не имеет значения, Юсико-сан.

– Почему?

– Я не нуждаюсь в ваших врачебных услугах.