Этот факт был последним гвоздем в крышку гроба: оказалось, что она подозревала не ту Адриану. Кэролайн следовало побольше узнать об
Кэролайн повернулась к Минне и Дэнни, которые стояли у окна:
– Дайте нам побыть наедине.
Но эти двое не сдвинулись с места. Адриана, казалось, вообще не замечала их присутствия, она говорила непосредственно с Кэролайн. Чего она хотела? Прощения? Понимания? Не дождется ни того, ни другого!
– Я не требую никаких денег, – выпалила Адриана, – я не общалась с Ричардом уже десять лет. Он не отвечал на мои письма. И я давно уже перестала ему звонить.
Теперь, когда она начала говорить, ее невозможно было остановить. Женщина тряслась как в лихорадке.
– Это кровавые деньги, они мне не нужны, – сказала она с горечью в голосе.
– Я не понимаю, – холодно сказала Кэролайн. Она все еще была Королевой, а Адриана – приговоренной на отсечение головы подданной. Во всем, кроме одного факта – Королева была готова на коленях умолять Адриану, Дэнни, Минну, чтобы они ушли и оставили ее в покое. Она хотела запереться в спальне – в их с Ричардом спальне – и напиться вдрызг, чтобы мир снова стал туманным и приятным.
– Моя дочь Ева, – голос Адрианы дрогнул на этом имени, – это
Воцарилась тишина. Кэролайн отказывалась верить, что все это происходит по-настоящему. Это был какой-то странный сон: большой стол с грязными тарелками и остатками пищи, солнце, сияющее через занавески, Дэнни в его нелепой форме…
Кэролайн подумала, что люди как дома – ты можешь открывать двери, ходить по комнатам, касаться разных предметов. Но кое-что навсегда останется невидимым и недосягаемым – системы внутри дома: водопровод, электричество, трубы и провода в стенах.
– Мы были с ним вместе всего раз. Мы оба знали, что это было ошибкой. Но я все равно продолжала посылать ему письма, открытки, локоны волос… – Адриана не выдержала и заплакала. Она взяла со стола салфетку – Кэролайн была уверена, что она грязная – и быстро вытерла слезы. – Моя бедная Ева!
Кэролайн ужасно хотела плюнуть ей в лицо. Это
Хлопнула кухонная дверь, и в комнату с улицы зашел Трентон, отряхивая грязь с обуви.
– Мы решили похоронить отца под плакучей ивой, – сказал он. Тут Трентон увидел Адриану и застыл в дверях. – Простите… я думал, она уже…
Когда Адриана его увидела, в ее взгляде промелькнуло такое нездоровое возбуждение, что Кэролайн стало страшно.
– Сколько тебе лет? – выпалила она.
Трентон взглянул на Кэролайн, как будто прося у матери разрешение на ответ.
– Шестнадцать, – сказал он.
– Еве было бы тринадцать в июле, – произнесла Адриана. Она улыбалась, но улыбка была не радостной, а какой-то застывшей и неестественно широкой, как открытая рана. – Она хотела поехать в «Шесть флагов» на день рождения…
Трентон вытащил стул из-под стола, поцарапав пол, и тяжело на него опустился. Минна отвернулась, потирая лоб. Кэролайн прислушалась к тиканью и вдруг вспомнила, что большие часы из коридора уже упакованы и ждут аукциона вместе с другими вещами.
– Она… – Кэролайн не могла заставить себя произнести слово «умерла».
– Я звонила Ричарду из больницы. Даже не знаю зачем… Врачи сказали, что она не выживет. Я… я почему-то подумала, что Ричард сможет все исправить… – Лицо Адрианы побелело. – Но Ричард был уже мертв. Кто-то взял трубку и сказал мне: «Он умер и ничего вам не оставил. Не звоните сюда больше».
Минна резко вздохнула. Адриана этого не заметила. Она теперь смотрела на Кэролайн.
– Ее собирались похоронить… – продолжала женщина дрожащим голосом. – Уже читали ее любимый псалом – двадцать третий: «Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней». Я не могла на это смотреть. Не могла этого вынести! Я очнулась только на пути сюда. Я должна была приехать сюда… – ее руки задрожали так, что кубики льда в стакане стали биться друг об друга. – Это моя вина! Я была за рулем! Я должна была увидеть ту другую машину… Я должна была… спасти ее…
– Твою мать! – прошептал Трентон. – Она моя сестра…
– Минна, – резко сказала Кэролайн, – налей Адриане выпить.
Они сидели в молчании, пока Минна не принесла виски. Ей пришлось осторожно вынуть стакан из пальцев Адрианы – она сидела в оцепенении и как будто забыла, как ими двигать. Кэролайн чувствовала одновременно жалость и страх. Она помнила ту девушку на фотографии: широкое открытое лицо, веснушки и искренняя улыбка, как у ребенка из рекламы хлопьев или еще какого-нибудь «завтрака для всей семьи». И глаза. Ярко-голубые глаза. Как у
