После короткого обеда продолжили путь, Понсоменер впереди, как всегда, я следом, готовый к неприятностям и немедленной стрельбе, но лес хоть и выглядит неприятным и угрожающим, но, думаю, его недобрая слава из-за очагов огромного болота, на котором он вырос.
Пройдет еще десяток-другой лет, и эти последние болотца высохнут, затянутся ряской, зарастут сверху толстым слоем мха, и останется только пугающее название…
Ночь застала тоже в этом лесу, воздух сырой, даже костер разгорелся сперва ярко и мощно, потом начал пускать дымки, постреливать, словно на раскаленные угли попадают капли влаги.
Фицрой хлопочет возле принцессы, укутывая ее в плащ, укладывая под защиту дерева и подгребая к себе в целях, конечно же, безопасности, Рундельштотт после ужина сразу задремал, только Понсоменер добросовестно подбрасывает в костер ветки, выбирая самые сухие.
– А ты почему не спишь? – спросил я.
Он застенчиво улыбнулся:
– Успею. Мне хватает пару часов. Не люблю спать долго… да и не могу.
Из-за деревьев медленно и с царственным величием поднялась огромная бледная луна, заслонив почти половину неба, а от земли словно на ее призыв начал струиться густой туман, сперва расстилался у самой почвы, затем начал нарастать, сперва заметными слоями, затем перемешался, потек вверх…
Я прошелся в кусты, издалека пахнуло странно знакомым, присел и начал всматриваться. За кустами проступил синеватый силуэт, через десяток секунд я уже был уверен, что это Рундельштотт.
Понаблюдав за ним, потрясенно понял, что старый чародей вышел проверить мой анализатор. То и дело достает из кармана крохотные стебельки, вкладывает в ячейку и водит по сторонам, засекая расстояние.
По большей части, как вижу, неудачи, хотя анализатор наверняка показывает, что да, есть, засек, но на расстоянии сотен миль, а то и тысяч…
В какой-то момент Рундельштотт вздрогнул, наклонился, всматриваясь в показания, тут же пошел торопливо прямо через кусты.
Я вздохнул и вернулся к костру, Понсоменер все так же у костра, задумчивый и сосредоточенный, ничего не спросил, но я ощутил каким-то образом, что он спрашивает о старом чародее, ответил мирно:
– Скоро вернется. Травы собирает.
Он кивнул.
– Да, тут много редких трав. Под болотом был, говорят, другой мир. Но теперь все ушло.
– Лишь бы трава осталась, – сказал я.
– И трава уйдет, – ответил он равнодушно. – Все уходят.
Фицрой завозился во сне, открыл один глаз, затем с усилием второй.
– Еще не спите? Что за болото, что за болото…
– Здесь принцесса, – напомнил я строго, – придержи язык.
Он вздохнул и снова закрыл глаза.
Лес рассекает прямая, как стрела, просека. Похоже, торговые пути здесь весьма, надо держать уши на макушке, как у коня, а не по бокам, как у коровы.
Некоторое время двигались по ней, настороженные и даже помалкивающие, чтобы ничего не пропустить, затем Рундельштотт настойчиво посоветовал сойти и поискать тропку попроще. Фицрой запротестовал, но неожиданно сказал Понсоменер:
– Я тоже чувствую. Много людей… Навстречу.
– Армия, – пояснил Рундельштотт. – Тяжелая конница.
– Сворачиваем, – велел Фицрой. – Конечно, всех перебьем, но лучше поодиночке…
В лесу не просто сыро, чавкает и брызгает гнилой водой, будто идем по гигантскому болоту, на котором успели нарасти кусты и деревья, но Понсоменер ушел далеко вперед и оттуда подает успокаивающие знаки, дескать, там возвышение, земля чище и суше.
Почва в самом деле уже не чавкает, хоть и слегка прогибается, а туман поднялся и странно завис в верхах деревьев, что не пропустили его выше. Странное зрелище, от которого у меня мурашки по всему телу: плотное облачное небо на уровне нижних веток деревьев, что едва не задевает наши головы!
И когда мы продвигались медленно и осторожно, издали долетел едва слышный перестук копыт. Фицрой впереди вскинул руку, и мы с Рундельштоттом остановились.
– Уламры, – сказал Фицрой. – Ломанемся в чащу?
Рундельштотт покачал головой.
– Здесь не укрыться. Нужно ехать вперед и держаться так, будто ничего не случилось, мы купцы, малость сбились с дороги.
– Мы такие тупые? – возразил я.
– Просто восхотели сократить дорогу, – пояснил Рундельштотт.
