вылепили из воска, а потом немножко подержали на солнце, отчего все чуть-чуть оплыло, потерялась четкость, и если отведешь взгляд от его лица, то уже не вспомнишь, какое оно.
Интересное свойство, мелькнула мысль. Некая защитная реакция организма, дескать, никого не трогаю, не обращайте и вы на меня внимания.
– Понсоменер, – сказал я.
Он чуть вздрогнул, посмотрел на меня добрыми коровьими глазами.
– Это я…
– Поедешь с нами, – распорядился я.
Он спросил несколько заторможенно:
– Далеко?
– В столицу, – ответил я.
– Значит, – проговорил он тем же сонным голосом, – еды взять на пять дней пути.
– Бери больше, – велел я. – Поедем втроем.
Он кивнул.
– Да, я знаю.
Я милостиво отпустил его кивком, надеюсь, у меня уже получаются эти жесты, а когда он удалился, спросил Фицроя шепотом:
– Ты ему уже сказал?
Он хохотнул:
– Нет, конечно. Он сам догадался. Я же говорю, он смышленее, чем выглядит. Когда рядом, то и приказывать ничего не надо. Чувствует, что нужно. Только соберешься что-то повелеть неожиданное, смотришь, а он уже сделал!
Я сказал с сомнением:
– Посмотрим-посмотрим. А то я могу такое повелеть…
Он посмотрел на меня с интересом:
– А вообще-то интересно будет посмотреть… Ага, он уже все приготовил!
Из далекой конюшни вышел Понсоменер, в поводу шестеро коней, трое оседланных, а трое, как понимаю, в запас. Я сразу вспомнил про умника, которому показалось медленным ездить на большой черепахе, и он для удвоения скорости купил еще одну.
Скорость наша с шестью лошадьми если и увеличится, то на самую малость, все-таки надо останавливаться, переносить седла на свежих, что тоже не совсем свежие, раз уж не из стойла, а скачут рядом…
Все мое имущество поместилось в небольшую сумку, у Фицроя и то больше, зато его мешок легче – одни наряды, а Понсоменер ничего не взял, ему и так хорошо.
Огромное оранжевое солнце, к которому почти привык, жаркими стрелами пробивает даже плотную рубашку. Поездки обычно начинают на рассвете, но Фицрой взглянул на меня, весело крикнул:
– Понсоменер!.. Вперед, Понсик!
Понсоменер молча тронул коня, а мы двинулись за ним на расстоянии в десяток шагов. Фицрой красиво и гордо покачивается в седле, но вдруг его лицо погрустнело.
– Какой ты мне меч подарил, – сказал он с тоской. – Эти сволочи в Карбере забрали!.. И не подумали отдать…
– Как не подумали? – спросил я. – Сам видел, как за тобой гнались, хотели вернуть.
Он посмотрел с укором:
– Тебе ха-ха, а мне горькие, как у мышонка в кошачьей лапе, слезки. Даже не знаю, никогда не успокоюсь. Такое сокровище в руках было… Слушай, ты же чародей, сделай еще один!
Я опешил.
– Ты чего? Как это сделать? Я не умею.
Он повернулся в седле так резко, что оно протестующе взвизгнуло.
– А как создаешь свои магические арбалеты? Я же вижу, сопишь-сопишь, а потом р?р?раз – и у тебя в руках!
Я сказал с сожалением:
– Фицрой, открою тайну как другу. Сил у меня, как у комара. Даже не самого крупного, а так… среднего. Я имею в виду чародейских сил. Создать почти ничего не могу, а что удается, то исчезает почти сразу!..
Он открыл рот в изумлении.
– Я думал, это ты их… убираешь.
– Сами, – заверил я. – Чтобы никто не видел, как исчезают в руках, я их раньше закидывал в кусты. Если кто хочет, пусть ищет. Сейчас, правда,
