награду за усердие.
Команда арестована, билось в голове, а это значит, мои меры предосторожности ничего не дали. Или здесь специалисты лучше, чем я предполагал. Должны быть лучше, чем в Дронтарии: это они навязали Дронтарии кабальный договор, а не Дронтария им…
Все же меня вели не просто под конвоем, а под усиленным: трое по бокам, два сзади с почти упирающимися мне в спину острыми копьями, и двое впереди, что бдительно следили, чтобы никто не попался по дороге.
Я надеялся, что после обыска меня поместят вместе с моим экипажем, если он в самом деле захвачен, однако привели в то самое здание, что в первый раз, только опустились на четыре этажа вниз, запах там не просто затхлый, а вовсе отвратительный, провели в самый конец, где и втолкнули в крохотную комнатку, выдолбленную прямо в скале, такие называют каменными мешками.
Дверь из толстых дубовых досок, такую не выбить, я обернулся в камере, гвардейцы уже уступили место тюремщикам, толстым и здоровенным, но и те на меня посмотрели с опаской, я не уступаю им ни по росту, ни по ширине плеч, но выгляжу мускулистее, это заметно.
Один сказал рыкающим голосом:
— Здесь все охраняется как снаружи, так и внутри, понял?
— И что? — спросил я.
Он повысил голос:
— Это к тому, что если начнешь шуметь, тут найдется, кто тебе переломает ребра!
— Это хорошо, — сказал я. — Обожаю, когда мне ломают ребра. В котором часу ужин?
Оба загоготали, словно я сказал Что-то жутко смешное, отступили за порог. Дверь захлопнулась, тюремщик с грохотом задвинул засов, я слышал как со скрипом всаживает в петли дужку громадного замка.
Была мысль сосредоточиться и попробовать ускользнуть из камеры через портал. Правда, всего на шаг, от силы на два, но все-таки свобода по ту сторону двери, однако какая это свобода, если пробиваться еще четыре этажа наверх, а после путешествия через портал буду слабее мокрой курицы.
Долго думал, ничего умного в голову не лезет, кроме как вступить в переговоры и как-то уболтать, я должен быть в этом сильнее этих питекантропов.
Выждав некоторое время, постучал в двери кулаком, потом ногой. Долго никто не показывался, я бил ногой, но кроме меня никто грохота вроде бы и не слышит. Либо слышат, но лишь посмеиваются, дескать, пусть побесится…
— Хорошо же, — прорычал я, чувствуя, как злость уже захлестывает так, что какие тут придуманные демократические ценности, есть только реальные и общечеловеческие: человек человеку люпус эст, да еще такой люпус, что четвероногий люпус поджал бы хвост и убежал, тоненько визжа, при виде двуногого собрата.
Дверь из плотных дубовых досок, но здесь я уже видел, в каком месте прибит засов, когда еще только подводили к этой двери снаружи, сейчас вытянул вперед руку и согнул указательный палец.
Рукоять пистолета возникла в ладони, сразу грянул выстрел. Пуля пробила толстую дверь насквозь, я чуть сместил ствол и выстрелил несколько раз подряд, после чего саданул ногой.
Затрещало, но дверь устояла. Не желая стрелять снова, я ударил дважды, и она распахнулась, позвякивая наполовину оторванным засовом.
Со стороны коридора донеслись неторопливые шаги, ага, идут усмирять разбушевавшегося арестанта, хорошо, идите.
Я выждал, в поле зрения появились два тюремщика, оба сытые и с такими лоснящимися от жира мордами, будто подбирали ими мелкие куски сала прямо с пола.
У одного пояс оттягивает громадная связка ключей, второй среагировал раньше: охнул и выпучил глаза.
— А ты как сумел…
Первый вскрикнул тонким поросячьим голосом:
— Надо звать стражников!
Он развернулся, готовый бежать за подмогой, я сказал зло:
— Вас же двое, что ж такие пугливые орлы? А как насчет переговоров?
И сразу открыл стрельбу из двух пистолетов, сцепив кулаки, сильные в переговорах не нуждаются. Их тела задергались, один рухнул вниз лицом мне под ноги, второй успел повернуться, намереваясь удрать, я просадил его насквозь со спины, мне можно, я демократ и голосую за либеральные ценности.
Они хрипели и дергались в агонии, я с трудом перевернул того, у которого связка ключей, сдернул с пояса и пошел, брезгливо обходя вытекающие из под них ручьи крови.
Издали донеслись голоса, свернул в длинный коридор, там в ряд такие же двери из толстых досок.
Голоса становятся громче, я крикнул властно:
— А ну тихо там! Сейчас открою!..
