— Похоже, это он, — сказал Джон. — Кто-нибудь знает, как им пользоваться?
Эвин молча поднесла раковину к губам и извлекла из нее долгий чистый звук, эхом прокатившийся по воде.
Через несколько мгновений словно из ниоткуда явилась плоскодонка, которой при помощи длинного черного шеста правил паромщик.
На нем был черный кожаный плащ, волосы паромщика были коротко острижены. У него была бледная кожа и волосы такие белые, словно в них напрочь отсутствовал цвет, но на вид он казался не старше Джона и лицо его не выражало ровным счетом ничего. Глаза паромщика прятались за круглыми черными очками. Когда лодка приблизилась к берегу, человек приветственно вскинул руку.
Чарльз сглотнул.
— А... а вы Харон? — нерешительно промолвил он.
Мужчина кивнул:
— Так меня называли очень, очень давно. Харон, Митос, Морфей[61]... Когда-то все они были моими именами. Но сейчас зовите меня просто Килрой. Найдется монета за проезд?
Джон с тревогой взглянул на Эвин. Талос забрал их вещи вместе со всем добром, которым снабдил их Дедал, чтобы помочь пересечь острова.
— А какая вам нужна? — внезапно спросил Чарльз.
— Обычно идет серебряный талант[62], — ответил Килрой, — но сгодится любая серебряная монета.
Чарльз с минуту рылся в карманах, выворачивая наизнанку, пока наконец не нашел то, что искал.
— Ага! — победно воскликнул он. — А как вам эта?
— Ирландский фунт? — удивился Джон.
— Моя счастливая монета, — пояснил Чарльз.
— Не уверен, что подойдет, — мрачно сказал Джон.
— Вот почему я раньше не упоминал о ней, но, с другой стороны, сейчас она со мной, и это везение, нэ?
Он протянул монетку паромщику, который, даже не удостоив ее взглядом, сунул ее в плащ. Килрой шагнул назад и сделал знак остальным забираться в лодку.
Друзья расселись, без всякого видимого усилия паромщик оттолкнулся шестом, и лодка плавно скользнула по воде.
Джек проснулся в темноте.
По ощущениям он находился в небольшой каменной комнатке футов десяти в ширину и двенадцати — в длину.
Потолок был высоко над головой, на стенах были укреплены подсвечники, но кроме этого в комнате, очевидно являвшейся тюрьмой, не было никакого убранства.
В массивной двери, выше, чем Джек мог допрыгнуть, было вырезано малюсенькое окошко, забранное металлическими прутьями.
Света из коридора было достаточно, чтобы Джек смог осмотреться, когда глаза привыкли, но не более того. И не нужно говорить, что его вторая тень все еще была при нем.
— Эй! — поколебавшись, окликнул Джек. — Здесь кто-нибудь есть?
Через окошко раздался ответ, которого Джек никак не ожидал.
Песенка. Детская песенка, исполняемая детским голосом:
Джек вздрогнул. Песенку придумали дети в разгар великой лондонской чумы[63]. Эта версия была старше той, которую знал он сам, когда был ребенком — когда был ребенком в первый раз, — но не менее достоверная. Он понял это по строчке «ап-чхи». Чих был симптомом болезни — а потом чума тысячами косила своих жертв.
— Я Джек, — снова окликнул он. — А ты кто? Кто там?
Пение резко оборвалось. Раздался неуверенный девчачий голос:
— Эбби. Эбби Торнадо. Зачем ты здесь, Джек?
— Меня схватил золотой Заводной, — ответил Джек. — А когда я очнулся, то уже был здесь.
