Это было как бы другое облако, проступившее сквозь клочья серого пара – стена благородного пурпурного оттенка, какой бывает иногда у вечернего неба. Ее покрывали впадины и выступы – так близко к нам, что по всем законам физики им следовало плыть вместе с ветром. Но они оставались на месте – будто облачная субстанция была на самом деле твердью.
– Лицо, – сказала Юка. – Огромное лицо в полнеба. Ты видишь?
Когда она договорила, я увидел.
Это был Ангел Воды – пурпурная стена оказалась его лицом. Но не только им: чем дольше я вглядывался, тем больше различал деталей.
Стена была еще и фасадом небывалого здания со множеством окон, колонн и арок – и огромным барельефом, где Ангел был изображен еще раз, уже целиком. Он словно бы спал на облаке: закрытые глаза, сиреневые кудри, расслабленно разбросанные крылья…
И все эти детали каким-то образом не мешали друг другу: можно было по очереди видеть то величественный фасад, то огромную голову, то фигуру спящего.
– Ты видишь вход? – спросила Юка.
Я тут же его увидел – там, где и полагалось быть входу: на вершине лестницы. Это была высокая стрельчатая арка.
Мы дошли до нее за несколько минут. Когда мы приблизились к стене вплотную, оказалось, что ее примыкающие к лестнице части сделаны из каменных блоков. Я, впрочем, не сомневался – камень снова станет облаком, если мы спустимся вниз.
– Что это такое? – спросила Юка, положив руку на шероховатую поверхность камня.
– Флюид.
– Выглядит как камень.
– Мы привыкли к каменным стенам, – сказал я. – Флюид старается не обмануть наших ожиданий.
– Он может быть всем?
– Да, – ответил я. – Даже тобой и мной.
Юка кивнула.
– Я раньше не понимала, как это фасад замка может одновременно быть Ангелом. Но только что увидела сама.
За аркой начался длинный коридор, постепенно уходящий во тьму.
– Там нет света, – сказала Юка. – Может быть, мы просто еще не решили, что увидим?
– Наверно, – ответил я.
Она поглядела на свои замшевые туфельки.
– Может, разуться?
– Зачем?
– Это храм. Я читала, что на Востоке всегда так делают.
Я засмеялся.
– Мы берем Небо штурмом. А какой штурм без сапог?
Видимо, аргумент ее убедил – она взяла меня за руку, и мы пошли вперед.
Стены коридора покрывал рисунок, напоминавший не то узоры дамасской стали, не то арабскую вязь: словно это был особый сиреневый мрамор, каждый срез которого становился страницей священного текста.
Мы уходили в коридор все глубже, и скоро что-то странное стало твориться со светом. Узор на стенах сделался неразличим, затем в темноте растворились сами стены – но мы по-прежнему ясно видели свои тени на полу впереди.
Мне казалось, что я смотрю представление театра теней: на маленькой освещенной сцене впереди прыгали два длинных силуэта, мужской и женский. Они, кажется, о чем-то беззвучно спорили.
Чем дольше я глядел на свою тень, тем сильнее мне казалось, что она и есть я сам: тень совершала такие же движения, как мое невидимое тело, и никакого другого претендента на звание «меня» вокруг не было… Это гипнотизировало.
Вполне могло быть, что мои чувства и мысли тоже принадлежат этой тени. Мне определенно нравился ее двухмерный мир: в нем все было видно сразу, и ничего нельзя было спрятать. Хотя нет, можно было. В себе. И еще можно было слиться с другим существом в прямом, а не в переносном смысле.
Я словно оказался на пороге страны, где жили веселый Дон Кихот и Санчо Панса (в книгах моего детства их почему-то всегда изображали двумя черными силуэтами). Страна эта выглядела настолько гостеприимной, что хотелось там поселиться. Не начать ли мне Великое Приключение, подумал я, какого не устраивал еще никто? Прямо сейчас?
– Свет, – сказала тень в платье. – Надо зажечь свет. Вдруг мы так и останемся тенями и все забудем? Скорее, Алекс!
Я понял, что Юка права. Как зажечь свет, я не представлял – поэтому попытался просто его увидеть. И мне это удалось.
Раздался треск и грохот, сверкнула молния – и стало светло, словно молния так и застыла в небе. Мы больше не были тенями – мы снова сделались собой.
