Коридор, где мы только что шли, исчез.
Мне показалось, что мы попали в архитектурную кунсткамеру, куда со всей земли свезли уродливые фрагменты неизвестных построек – слишком толстые колонны, слишком узкие арки, чересчур крутые лестницы – и хаотично разбросали их по каменной равнине. Все здесь было старым, очень старым.
И я уже видел это прежде.
Я понял, где мы. Это было то самое место, куда привела меня дорога Смотрителей после встречи с Никколо Третьим. Только тогда была лунная ночь – а сейчас день, облачный и хмурый. Низкие тучи почти касались камней, похожих не то на руины, не то на заброшенную древнюю стройку.
Если это действительно была стройка, то строители определенно не имели плана – или каждое утро начинали труд заново… Как будто здесь вместе работали карлики и гиганты под командой вернувшегося из одиссеи циклопа. Вавилонская башня была по сравнению с этим местом гимном созидательной разумной силе: зиггурат все-таки сумел преодолеть тяжесть и подняться ввысь. Здесь же любая лестница вела в пустоту.
У неизвестных строителей получился только пол из каменных плит – но и он был весь в трещинах. Из них рос тысячелистник. Некоторые из плит были разломаны и выворочены проросшими сквозь них деревьями.
Деревьев в этом месте я не помнил. Зато помнил зеркальную стену, делившую все пополам – так, во всяком случае, мне показалось в лунном свете. Не была ли она тем самым Зеркалом Фаустуса, о котором я тогда просто не знал?
Но теперь никакого зеркала я не видел.
– Смотри! – сказала Юка и ткнула пальцем в одну из стен.
Я заметил в стенной нише статую Павла Великого.
– Похож на тебя, – засмеялась она.
Это было реалистичное изваяние из чего-то вроде каменной соли или мрамора, вполне пригодное для монастыря средней руки или центральной площади какого-нибудь городка: Павел брел вперед, задумчиво склонив голову в треуголке (поэтому Юка и нашла между нами сходство).
– А вот еще один.
Я повернул голову.
В просвете между гранитными колоннами стояла другая статуя Павла. Сперва мне показалось, что это копия первой – император-алхимик так же неспешно шел вперед. Но потом я заметил, что его нога сильнее согнута в колене, и руки расположены чуть иначе: это было похоже на две объемных фотографии одного и того же шага в разных фазах.
– Их тут много, – сказала Юка. – Посмотри.
Статуй вокруг было действительно много – так много, что стало непонятно, отчего мы не замечали их прежде. Наверно, не искали их взглядом…
Чем дальше мы шли, тем больше каменных Павлов появлялось по сторонам. Различался только миг, когда их запечатлел неизвестный скульптор. Павел выглядел хмурым и собранным. Особенно это было заметно на тех изваяниях, где он держал треуголку в руке.
– Интересно, – сказала Юка. – Они идут в одну сторону.
Она была права. Все каменные Павлы шли в одном направлении – наперерез нам. Даже те, что остановились отдохнуть, глядели туда же.
– Мы неправильно идем, – сказала Юка. – Надо вместе с ними.
Когда мы повернули, идти сразу стало легче – проходы между руинами сделались шире, и нам почти не приходилось обходить препятствия. Мы оказались на чем-то вроде главной улицы – и приближались теперь к той точке, куда вместе с нами брели каменные Павлы.
Улица сужалась – а Павлов вокруг становилось все больше: вскоре мы уже пробирались сквозь их неподвижную толпу. А потом стены сошлись и улица кончилась.
В тупике стояла каменная плита с заостренным верхом, похожая на плоский обелиск. На ней была длинная надпись.
Изваяния стояли вокруг так густо, что протиснуться между ними было невозможно – но перед самим обелиском оставался небольшой треугольник пустоты. Чтобы попасть в него, нам с Юкой пришлось пролезть между каменными ботфортами.
На обелиске было высечено:
Под надписью был вензель Павла.
Рядом с обелиском лежала бронзовая плита. Из нее торчала половина массивного гранитного диска, похожего на полированный мельничный жернов. На краю диска было глубокое отверстие.
Юка наклонилась над колесом и попробовала его повернуть – но ничего не вышло.
– Осторожней, – сказал я. – Ты не знаешь, что это.
– Это рычаг, о котором писал Павел.
