Пират во дворе залаял внезапно, истово, зло. По характеру лая Лена сразу поняла, что во дворе кто-то чужой.
- Дим, - позвала женщина.- Сходил бы посмотрел, что-то Пират во дворе заходится, слышишь?
Дима промычал что-то неопределённое. Лена заглянула в комнату. На экране Джонни Депп разговаривал сам с собой и со своим отражением в зеркале, и Лена поняла, что мужа вряд ли можно сейчас оторвать от просмотра. Муж любил ужастики и готов был смотреть их часами. Как он говаривал – для того, чтобы уравновесить свою природную доброту.
Лена накинула куртку с капюшоном, нацепила налобный фонарик и, пройдя сквозь сенки[1], вышла наружу. Луч фонарика слабо пробивался сквозь темень и дождь. Пират где-то возле конуры лаял, не умолкая.
Сбоку послышался какой-то звук, то ли скрип, то ли стон. Лена обернулась и увидела за пеленой дождя, всего в нескольких шагах от неё жуткую бледную фигуру. Фигура стояла, облокотившись на угловой столб дровяника – почти голый мужик в одних промокших насквозь белых кальсонах с раззявленной ширинкой. Он покачнулся и сделал шаг в сторону Лены, сразу потянувшись к ней обеими руками. Она шарахнулась в сторону и завизжала, споткнулась обо что-то и упала на бок, в грязь. Тут же вскочила и увидела прямо перед собой жуткую рожу, правая половина которой была густо залита красным. Снова завизжав, Лена метнулась в сторону крыльца, взлетела по ступенькам, опять споткнулась. Пытаясь сохранить равновесие, взмахнула рукой и смела с полочки кучу всякой всячины: пластиковые бутылки, воронки для разлива ГСМ, промасленную ветошь, консервные банки, стаканчики для рассады… Упав на четвереньки, ткнулась рукой в пятилитровую канистрочку с лукойловским маслом для генератора и тут же метнула её наугад через плечо. Вскочила на ноги, как на пружинах, и вбежала в дом, мгновенно закрыв входную дверь на засов.
- Дима, блин, у нас во дворе маньяк!!! Или зомби!!!
- Какой там ещё маньяк? - недовольно отозвался муж, отрываемый от фильма на самом интересном месте. Но из комнаты всё же выглянул. Гримаса недовольства слетела с лица мгновенно.
- А ну, - сказал он, –отойди-ка от дверей. Посмотрим, что там за маньяк. Счас я его сам отманьячу...
Он поцеловал жену, снял с неё налобный фонарик, накинул бушлат, подхватил стоявший в углу у входа топор и открыл дверь.
Дородная женщина с завитыми волосами, запахнувшаяся в дорогой махровый халат, изумлённо вытаращилась на участкового.
- Доброй ночи, Маргарита Васильевна, - сказал он, упреждая возможные расспросы. – Я Ваш участковый, старший лейтенант Стрепетов Алексей Петрович.
- Ой, - пробормотала хозяйка, явно лихорадочно выбирающая в эти секунды нужную модель поведения. – Ой, простите… Не ожидала. Да вы проходите, что ж вы на пороге-то… Алексей Петрович. Милости прошу.
- Простите за столь поздний визит, но мне придётся задать вам несколько вопросов.
- Конечно-конечно. Садитесь, товарищ участковый, за стол, сейчас я чайку соображу. Пирожками домашними вас побалую. Сейчас-сейчас, у меня тут всё как раз готово, и чайник уже почти кипит.
Стрепетов разулся и прошёл к столу. Хозяйка, спиной к нему, крутилась возле газовой плиты, от которой тянулся толстый чёрный шланг к красному газовому баллону в углу. Участковый уселся на лавку и устало провёл ладонью по лицу. На мгновение ему показалось, что царящие здесь повсюду чистота и порядок иллюзорны, и что из-под них вот-вот проглянет нечто истинное, страшное и непотребное. Под ложечкой тоскливо засосало, как бывало в детстве, когда его, нерадивого ученика, внезапно вызывал в кабинет директор школы. Сознание услужливо напомнило знакомое расхожее выражение «отвести глаза». В соседней комнате монотонно бубнил телевизор, шёл рекламный блок – чудовищный микс из автомобилей, соков, прокладок и криминальных боевиков.
- Скажите, пожалуйста, Маргарита Васильевна, вам знакомы такие имя и фамилия: Марина Златовойская?
Слова выговаривались с трудом, как бы немного запаздывая по отношению к норме. Стрепетов вдруг понял, насколько он не высыпался в последние несколько дней.
- Нет, - ответила хозяйка, не оборачиваясь. - Не припомню. А кто это?
- Ну как же, как же. Новая девушка сына вашего, Степана. Брюнеточка такая худенькая, девчонка совсем. Семнадцатилетняя.
Маргарита Васильевна поставила на стол большущее блюдо с пирожками, на резную кедровую подставку водрузила расписной заварочный чайник. Принесла хрустальную вазочку с клубничным вареньем, поставила чайные приборы себе и гостю. Зажгла красивую жёлтую свечу, такую же, как была у Степана. Села сама напротив.
- Оговор это, милый человек. Оговор. Не было у Стёпки такой девки никогда, уж мне ли не знать. И кто вам только наболтал такого. Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь. Пирожки берите. Вот эти – с капустой, а эти – с грибами. Угощайтесь, пожалуйста.
Стрепетов хотел было отказаться, но рука его словно сама потянулась к пышущему жаром аппетитному пирожку. Маргарита Васильевна налила в его чашку заварки, долила кипятком и снова поставила на блюдце. Сладковатый дымок от свечи расплывался над столом.
- Сахару желаете, Алексей Петрович? Или медку?
- Нет, спасибо, я уж с вареньем, - ответил он, пережёвывая пирожок. И, с трудом преодолев желание тут же откусить ещё кусок, спросил:
