(Майк Гелприн)
За пару километров до цели штабной УАЗ, вот уже третий час трясшийся на колдобинах и ухабах, затормозил в метре от завалившейся поперёк дороги могучей сосны.
- Не проедем, товарищ прапорщик, - растерянно сказал водитель.
Литовченко матюгнулся сквозь зубы и полез из машины наружу. Стерегущие узкую лесную просеку лиственницы уже щекотали верхушками нижний край солнечного диска. Азартно гудело, прицеливаясь к прапорщицкой шее, нахальное предвечернее комарьё. Где-то неподалёку монотонно выстукивал бесконечную морзянку дятел.
- Давай, Хакимов, вылезай, - скомандовал Литовченко сгорбившемуся за рулём водителю. - Пешком дойдём, ноги, авось, не собьём. Там и переночуем.
- Где “там”, товарищ прапорщик?
Литовченко не ответил. Перелез через разрезавший просеку напополам сосновый ствол и широким шагом двинулся по заросшей травой обочине. Где “там”, он и сам толком не знал. В месте, которое майор Немоляев называл “сучьим объектом”, прапорщик за десять лет службы бывал лишь однажды, год с небольшим назад. Подвозил туда продовольствие - что-то у них там стряслось со штатной полуторкой. Впрочем, на объект как таковой Литовченко не пустили - съестное разгрузили снаружи, у распашных ворот, врезанных в забор из стальных щитов в два с половиной человеческих роста. Литовченко сдал продовольствие под расписку очкастому задохлику в штатском и под доносящийся из-за забора заливистый собачий брех отбыл. Что происходит за оградой, и кто там, помимо псов, обитает, прапорщик понятия не имел. Походило на то, что майор Немоляев не имел также, хотя в подпитии, бывало, плёл про “сучий объект” разные небылицы, сводившиеся в основном к скабрезностям насчёт противоестественных отношений между собачьим и человеческим персоналом.
“Делать людям нечего, - сердито думал Литовченко, с остервенением отмахиваясь от комаров. - На связь, видите ли, они не выходят, большое дело. Перепились, небось, а тут тащись к ним за сотню вёрст”.
- Товарищ прапорщик!
Литовченко на ходу обернулся. Запыхавшийся Хакимов, закинув за спину “АКМ”, трусил следом.
- Чего тебе?
- Сосна эта, - Хакимов приблизился, перевёл дух. - Она не сама упала, товарищ прапорщик. Я там посмотрел - её, похоже, топором рубили.
Литовченко сморгнул, ему враз стало не по себе. Ладонь непроизвольно опустилась на кобуру с “ПЯ”, который в армии называли “грачом”.
- Уверен? - переспросил он.
- Так точно.
С четверть минуты Литовченко молчал, думал - обстоятельно и неторопливо, как и подобает видавшему виды прапору. Допустим, рация на объекте замолчала не потому, что персонал отмечал чей-нибудь день рождения, и не оттого, что накрылся какой-нибудь диод или резистор. Также предположим, что дерево срубили не забавы ради, а с целью задержать направляющуюся на объект технику. Тогда получается…
Литовченко утёр тыльной стороной ладони внезапно вспотевший лоб и додумал мысль до конца. Тогда получается, что объект атакован, а персонал выведен из строя. К примеру сказать, диверсантами.
“Чушь! - со злостью подумал прапорщик. - Какие тут диверсанты, в мирное время, посреди сибирской глуши, в трехстах километрах от Томска и в доброй полусотне от ближайшего жилья”.
- Может, зэки? - подал голос Хакимов. - Беглые.
- Что? - Литовченко пренебрежительно хмыкнул и взял себя в руки. - Зэки-шмэки, - буркнул он. - Их бы псы почуяли за версту. Пошли давай.
Он сплюнул, повернулся к бойцу спиной и решительно зашагал дальше. Старею, с неудовольствием думал прапорщик. В Чечне были настоящие диверсанты, он и то не шибко боялся, а тут… Дерево, видите ли, срубили как раз, когда забарахлила связь - тоже мне повод нервничать. В жизни и не такие ещё совпадения бывают, а в армии особенно.
Литовченко ускорил шаг. Солнце уселось на лиственничные верхушки уже основательно, комарьё несколько присмирело, стук дятла затерялся за спиной, сменившись нестройной птичьей разноголосицей. Прапорщик скосил глаза на ходу - боец топал в пяти шагах сзади, жевал травинку и, видимо, тоже больше не нервничал.
- Километра полтора ещё, - бросил Литовченко. - Скоро при…
Он осёкся и, едва не споткнувшись, застыл на месте. В двадцати шагах спереди, распластавшись поперёк просеки, в запекшейся кровавой луже лежал дохлый пёс с распоротым брюхом и вывалившимися наружу внутренностями.
Байдарка плавно приближалась к перекату, обычному, каких прошли уже не один десяток. Ссутулившись на сиденье рулевого, Надя задумчиво изучала коротко стриженый затылок Артёма. На байдарочный поход её уговорил он, видимо, решив, что на природе Надя станет уступчивей. Напрасно - спать пускай
