отправляюсь, братья мои во Христе. Просто хочу увидеть давних подруг, обнять их, поболтать. Нет, армия для этого мне вовсе не нужна. Одна управлюсь. Любовь Иисуса обережет меня от возможных бед.
– Иисус оберегает не сам по себе, – твердо возразил Нахнат-хайд. – Рядом должна быть рука, каковую он направит в сердце врага ради твоего спасения!
– Ты забыл, мой мудрый друг? Только что мы покончили с врагами на всем пути от Варанхая до Ямтанга.
– В этом невозможно быть уверенным до конца, – покачал головой бывший шаман. – Любимица молодого бога не должна путешествовать одна!
– Прости, Митаюки-нэ, – громко перебил его молодой голос, – но ведь даже ты, при всей своей мудрости, не сможешь ходить в этих краях пешком! Я нашел у язычников лодку. Дозволь быть твоим гребцом!
– Нявасяд! – узнал своего воина Нахнат-хайд. – Храбрый боец, сильный воин, честный христианин, твой преданный слуга. Он будет тебе хорошим спутником, великая шаманка.
Нявасяд, растолкав сотоварищей, вышел вперед и опустился на колено. Статный, широкоплечий, с татуировкой колючего плюща, дарующей неотразимость в любовных приключениях, на левом плече и распятия на правом. Чувства юноши были полны дерзости.
– Супруга великого белого атамана не может так долго находиться наедине с мужчиной. Это вызовет кривотолки. Пусть… – Она обвела воинов взглядом. – Пусть с нами отправится храбрый Ямгава. Ты не против?
Воины одобрительно зашумели, и Митаюки поняла, что случайно сделала очень верный ход. Между тархадцами и людьми бывшего шамана с самого начала возникло нечто вроде противостояния, борьба за воинский успех и внимание правительницы. Нявасяд принадлежал к «шаманцам». Взяв ему в пару тархадца, чародейка уравновесила успех, а друзей юного красавца порадовало безразличие девушки к записному сердцееду.
– Воля твоя, госпожа, – буркнул красавчик, смиряясь с неудачей.
– Двух телохранителей мне вполне достаточно, – объявила Митаюки. – Всем остальным повелеваю отдыхать!
Пашка Рыжий – и по имени, и по прическе – отвернулся от очередного порыва злобного ледяного ветра, сделал вдох, нахлобучил глубже на голову волчий треух и опять повернулся к морю, осматривая мерно качающиеся волны.
Дураку понятно, что в такую погоду никто на остров не сунется, тут даже песец из норы не вылезет, если не хочет собственный зад отморозить – не то что полуголым туземцам в набег идти. Так что прыгал караульный на башне совершенно напрасно, только время зря терял. Но служба есть служба, казачий обычай суров. Погода – непогода, а караулу должно стоять и во все стороны старательно таращиться, глаз ни на минуту не смыкая.
– Лучше бы я дрова пилил, – вздохнул Пашка.
Пилить бесконечные завалы сухостоя, который казаки завозили летом цельными стволами – так выходило быстрее, – было делом выматывающим и муторным. Но во дворе острога хотя бы не дуло…
– Чтоб я сдох! – резко остановился казак и протер глаза, не веря увиденному. – Не может быть… Лодка!
Он подхватил палку, ударил в било, подошел к внутренней стороне стены и крикнул вниз высунувшемуся Кольше Огневу:
– Лодка на воде! Челнок маленький, три путника всего!
– Наши?
– Не похоже!
– Кого же это несет в неурочное время? – Оставшийся в остроге за старшего кормчий скрылся в мастерской, но скоро вышел в тулупе еще с двумя мужиками, и все вместе они отправились опускать мост и открывать ворота. Пока управились, пока дошли до берега – лодка почти добралась до цели, и Кольша ахнул: – Митаюки?!
– Она, оглашенная, – подтвердил другой казак. – Да еще голые все! Чисто обезумели!
Назвать гостей совсем уж голыми было нельзя: девушка была одета в сарафан, поверх которого куталась в меховой плащ, молодые сир-тя были в кожаных кухлянках и малицах. Однако для зимнего Студеного моря это было все равно что ничего.
– Ловите их, кутайте и отогреваться тащите, – распорядился кормчий. – Опосля разберемся, зачем примчались. Давай!
Мужчины приняли лодку, рывком вытянули ее на берег почти на всю длину, потом так же решительно извлекли изнутри синюшных гребцов, завернули их в собственные, сброшенные с плеч тулупы, чуть не бегом поволокли к воротам.
Митаюки выбралась сама, повисла на шее кормчего:
– Кольша, как я по тебе соскучилась! – и расцеловала его в обе щеки.
– Да ладно тебе… – хмыкнул мужчина, дружелюбно похлопал ее по спине. – Эк тебя понесло в такую погоду! Беги, грейся.
Где в остроге самое теплое место, чародейка знала отлично, и потому сразу отправилась на кухню, к непрерывно пылающим очагам. Радостно обняла нескольких знакомых стряпух, с которыми успела поладить еще до ухода, немного погрелась, осмотрелась.
Замерзших почти до полного бесчувствия гребцов, чудом удержавших весла до самого прибытия, уже приняли в свои объятия местные девушки сир-тя. Назвать их невольницами после нескольких лет было, наверное, уже нельзя. Казаки захваченных пленниц особо не сторожили, и кто хотел – вполне мог удрать. Раз остались – значит, не очень-то и вырывались.
