Гром слов разлетелся по берегу, достиг скал. Толпа молчала, лишь некоторые перешептывались. Но никто не кричал. Эти люди, как и люди с холмов, видели представление. Может, немного пугающее, несомненно, удавшееся… но точно не опасное.
Пока поезд вновь не заревел и из трубы его не посыпались искры. Пока на крышу не выбрались, скалясь, несколько серолицых, смутно напоминающих что-то живое, существ. Пока ветер не донес тяжелый смрад, который невозможно было спутать ни с чем и из-за которого люди в первых рядах стали зажимать носы.
А потом алопогонные открыли стрельбу.
Это были не винтовки, – тяжелые базуки, от чьих снарядов воздух расцвечивался режущими вспышками. Воздух, сырой и влажный, тяжелел, раскалялся, почти физически начинал обжигать. Тишина таяла: раздался грохот, а затем рев команд, крики ужаса, хлопки, лязг, и…
Извергая искры, поезд бормотал что-то. Уже не имя Зодчего. Другие имена. Чаще других – одно.
Седеющий офицер с красной прядью покачнулся, но не перестал стрелять. Девочка, прятавшаяся за ним, кинула случайный взгляд на окно кабины паровоза и вскрикнула. Ей показалось, что с той стороны стекла, сквозь дым и слепящий свет, на нее смотрела ее пропавшая сестра. Стекло лопнуло, выбитое снарядом. Лицо исчезло.
Тэсс видела: люди бегут. Бегут с криками, давя друг друга и пытаясь покинуть побережье. Бегут, таща детей и не оборачиваясь к воде. Они пробежали совсем немного, а потом – не синхронно, но спешно, – бежавшие впереди начали останавливаться. Останавливаться и отступать, перекрывая дорогу другим. Навстречу им со стороны Аканара что-то двигалось. Когда остановилась почти вся испуганная толпа,
Живые летучие корабли с красными парусами.
Живые красногрудые самолеты.
Бронированные автомобили с развевающимися знаменами…
Тэсс поднесла к глазам подзорку. Машины никто не вел.
–
Тэсс привалилась к скале, за которой пряталась, и прижала ладонь к груди. Колотилось сердце. Она почувствовала во рту странный привкус, и это было смутно знакомое ощущение. Тэсс зажмурилась. Таура повторно выпалила вопрос прямо ей в ухо, прибавив:
– Тэсси!
– Не двигайтесь! – пробормотала Тэсс одними губами и тут же заставила себя повысить голос: – НЕ ДВИГАЙТЕСЬ! ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ!
Да. Она знала это ощущение. Она уже испытывала его или…
Когда рядом оказывалась чья-то живая вещь, тэ становилась для Тэсс почти осязаемой. Это напоминало легкое головокружение и покалывание в кончиках пальцев, обычно это не мешало и не сбивало. Она помнила. Даже на Выпуске, где ужасающая живая армия двигалась совсем близко, ощущение было… немного иным. И разница оказалась предельно проста.
Те вещи были спокойны.
Тэсс закричала снова.
Кричала не только она – все Зодчие в толпе чувствовали, скорее всего, что-то сходное. Они замирали. Падали, сжимая виски. Пытались кого-то остановить. Впрочем, люди остановились сами, после первых выстрелов, разворотивших землю. Люди сворачивали назад. К берегу. К солдатам, на которых еще хоть как-то надеялись.
Техника продолжала двигаться – десятки самолетов, кораблей и машин. Теперь было видно и без подзорки: палубы и кабины пусты. Ни одного военного. Ни одного горожанина. Никого. Вещи действительно двигались сами, будто игрушки, толкаемые невидимой детской рукой, и…
– Роним, что…
Сыщик вряд ли слышал ее. Он напряженно смотрел в противоположную сторону, вниз, на берег. На алопогонных, лихорадочно хватавшихся за красные камни на своих шеях. Когда камни начинали светиться, солдаты быстро поднимали взгляды. Тэсс дернула мужчину за рукав.
– Что они делают?
Роним медленно повернул к ней голову:
–
Оттуда, где техника остановилась, согнав людей к скалам, грохнул залп. Раскатистый, будто сразу из всех орудий, он разорвал воздух Небесного сада и набросил на побережье то, ради чего, вероятно, был дан.
Шаг.
Кованые каблуки застучали в кабине.