Шаг.
Среди шелеста дождя, шороха океана и молчания людей этот звук показался очень отчетливым, он напоминал ход больших часов.
Шаг.
Тихо заскрипела дверца паровоза, и на ступенях показался человек.
Он был высоким и худым, его неестественно гладкие длинные волосы достигали лопаток. На нем был коричневый дук, коричневые крэ, лиловая рубашка. Небрежно повязанный белый шарф закрывал шею. Круглые ярко-желтые очки прятали глаза – серые и ледяные. Мужчина подцепил очки кончиком пальца, сдвинул их на нос. Его взгляд прошелся по военным, перезаряжавшим оружие.
– Дельная мысль. Но так не обращаются с гостями.
Он улыбнулся. В толпе зашептались. Некоторые узнавали человека, лицо которого украшало иногда газетные полосы, еще чаще – страницы и переплеты книг. Другие в недоумении переговаривались, вытягивали шеи вперед.
– Кто вы такой?
Седеющий офицер с красной прядью махнул рукой. Солдаты с базуками отступили, меняясь местами с легковооруженными. Те нацелили на человека на лестнице винтовки, но пока не стреляли. Многие устремляли напряженные взгляды в сторону. За скалы. К городу и пришедшей оттуда технике, которую уже можно было различить даже за перепуганной притихшей толпой. Техника казалась огромным, многомачтовым, многокрылым чудовищем.
– Гость, я же сказал…
Мужчина на ступенях улыбнулся снова, поправил очки и раскинул руки – будто собрался кого-нибудь обнять. Офицеру это не понравилось, и он незаметно кому-то кивнул. Несколько военных нырнули в тени, чтобы появиться ближе – буквально в полудюжине шагов.
– Так мне не нравится, нет.
Желтые очки сверкнули. Смердящие твари спрыгнули с крыш и встали перед хозяином. На двух из них были черно-серые обноски. На одном – черно- красные. У этого последнего были длинные прямые черные волосы и отсутствовал кусок челюсти. И все же… он вдруг улыбнулся, посмотрев на женщину у столба. Та покачнулась, отползла назад и зажала рот рукой.
– Конор…
– Мое имя, – тихо заговорил мужчина, без малейшего отвращения опираясь на плечи своих защитников, – Хо' Аллисс. Уверен, когда все кончится, вы раскупите мои книги. Если, конечно… – он негромко хмыкнул, – все будет хорошо. Но ведь будет?…
Ему не ответили. Толпа молчала, стараясь и вовсе не шевелиться, военные тщетно целились – без конца меняя позиции, перемещаясь с места на место. Какой-то белый шпринг бросился сверху, совершив стремительный прыжок. Он мог бы успеть выстрелить, но живой поезд встретил его изогнувшейся, как плеть, струей раскаленного пара. Военный упал. К нему бросились другие и оттащили его подальше. Писатель только проводил шпринг взглядом и напутствовал:
– Приложите к нему какую-нибудь травку. Или сделайте из него шубу. Еще приветствия? Тогда пусть…
Военные, которые оттаскивали товарища, выскочили вперед и открыли стрельбу. Они приближались, двигаясь осторожными, но быстрыми шагами. Они: двое киримо, один ками, – не сводили с цели взглядов. Но их красные разрывные пули одна за другой проваливались в окоченелую плоть под обрывками мундиров. Трое мертвых стояли недвижно. Ни один даже не покачнулся.
– Детки, мне некогда, – бросил человек на ступенях, глянув куда-то назад. Те, кто заметил это, попытались хоть что-то рассмотреть в угольном полумраке кабины. Но оттуда ничего не появилось.
Мертвые снова показались из вагонов – по-паучьи полезли в выбитые окна, без труда взобрались наверх, побежали по крышам. На траву их спрыгнуло шестеро: четыре солдата, мужчина в форме почтальона, маленький мальчик. Еще четверо – трое детей и серопогонный солдат, – остались сидеть и наблюдать.
У мертвых военных тоже были ружья. Они вскинули их навстречу живым. Офицер с красной прядью скомандовал отступление, но алопогонные не остановились. Мужчина на ступенях с сожалением вздохнул, махнул рукой. Грянули выстрелы. Четверо со стороны поезда остановились. Трое со стороны толпы упали. И снова стало тихо.
– Эй!
Довольно приятный голос писателя снова прокатился по берегу. Теперь он не без любопытства разглядывал офицера с красной прядью в волосах. Тот сделал несколько неторопливых шагов навстречу. Он не поднимал оружия. Напротив – только что повесил винтовку за спину.
– Я тебя слушаю, – ровно отозвался он.
– Рин Краусс… я слышал, будто ты теперь тоже учишь детей. Правда?
– Правда.
– А ты случайно не учишь их счету? – Хо' Аллисс лукаво наклонил голову к плечу. В лице военного ничего не дрогнуло.
– Я учу их истории. Мои дети уже умеют считать.
Ответ полностью устроил собеседника. Он даже просиял и потер руки, прежде чем спрятать их за спину и качнуться с носков на пятки.
