Ева вздрогнула и подняла голову. Хава улыбалась. Улыбалась, машинально потирая свою правую руку, на которой была большая ссадина.
– Я… закопала их, перед тем как поехать. Под тем деревом, нашим любимым. А что…
– Ты… очень хорошо писала. Я хочу почитать. Когда вернусь. Можно…
– Ты же можешь теперь тоже пойти в Корпус! Я попрошу… попрошу…
Ева выпалила это и схватила сестру за руку поверх ссадины. Хава болезненно вздрогнула, на несколько мгновений прикрыла глаза. Ее светлые ресницы вдруг странно задрожали.
– Не могу. Не хочу. Я… очень хочу домой.
Ева не ответила. Она стояла как оглушенная и стирала кровь сестры со своей ладони.
– Но…
Хава открыла глаза. Слез в них не было.
– А ты, значит, остаешься. Так?
Ева обернулась. Поискала глазами в толпе и с легкостью нашла. Офицер Краусс, с распухшим, разбитым лицом, стоял среди своих солдат.
– Да, – отозвалась Ева. – Я останусь.
– Может быть, тогда ты возьмешь мое имя? Ты привыкла.
– А ты?
– И я…
– А что скажут родители?
Сестра вдруг улыбнулась. Немного недоверчиво. Очень грустно. И тепло.
– Тебя ведь никогда это не волновало. Ты не заболела?
Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. Просто потому, что начинать плакать сейчас было нельзя. Но, оказалось, смех тоже мог причинять боль.
– Хава… – сказала Ева, когда сестра понуро опустила голову. Услышала, что ее голос дрожит и попыталась собраться. И у нее получилось.
– Да?
– Закончи мои истории. Пожалуйста.
Хава кивнула. Ева снова обернулась на группу алопогонных. Она все время возвращалась мыслями к ло Крауссу. У нее перед глазами застыло мгновение – отвратительная тварь в теле гениального писателя бьет офицера сапогом по лицу, ломает ему нос. Ева невольно зажмурилась. Сестра заметила это и положила руку ей на плечо.
– А ты начни новые. И пусть одна будет про кого-то, похожего на меня.
И в глазах защипало от нестерпимой боли.
Женщина проводила ладонью по поблескивающему носу поезда, ощущала щекой холодный металл и легкое тепло всем телом – поезд выпускал нежные, не обжигающие клубы пара.
Она скучала по Быстрокрылу. Да, она очень скучала по Быстрокрылу и прямо сейчас остро поняла это. И она никак не могла избавиться от странной иллюзии. Будто, обнимая свой живой поезд, обнимает и отца. И… Конора. И… даже всех тех, с кем верила во что-то вроде бы одно и кто теперь оказался так далеко.
Она пока ни к кому не приближалась, и к ней тоже никто не подходил. Ни солдаты, ни прежние соратники, ни Миаль. Не подбежали Тэсси с Ласкезом. Может быть, все они считали, что ей нужно побыть наедине со своим ржавеющим, одичалым, потерявшимся прошлым. Вероятно, они были правы.
– Что вы с ним сделаете?
Ву подошла почти незаметно и остановилась рядом. Вытянув ладошку, она погладила черное колесо. Задрала голову к кабине и снова уставилась на ла Довэ.
– «Отвяжу», – ответила она. – Это будет самое честное. «Отвяжу», и пусть он возит почту. Он умный и быстрый.
Ву кивнула. Лапитапы у ее ног воодушевленно обнюхивали ступеньки. Доктор нашла силы посмотреть на девушку и даже улыбнуться ей:
– Я никогда не думала, что ты…
– Я отлично скрывалась.
– Ты ведь могла все рассказать.
– А я и рассказала вчера. А вы?
Доктор обернулась и увидела Тэсс рядом с молодым барсуком, сыном товура Лирисса. Ласкеза она пока не могла найти.
– И я расскажу.
– Вот ты где, самка! Между прочим, мы с тобой не закончили!
