постепенно уходили люди, почти не раздавалось никаких других звуков.
Эпилог
– Мы с Ванком будем к тебе прилетать, Тэсси. Теперь-то никто не будет по нам стрелять?
– Определенно! Хотя я не люблю посторонних, мешающих дисциплине.
– Ну знаете, ло Паолино…
– Я шучу, Джин. Конечно, прилетай. Только не привози никаких сигарет… сам знаешь, кому.
– Вообще-то я прекрасно знаю меру.
– Сам знаешь, кто тоже так говорил, Ласкез. Помнишь?
– Ничего такого я не утверждал! Даже в детстве, Отшельник. И точно перед тобой не оправдывался.
Странник уходил. Оставалось совсем немного времени, чтобы обменяться последними серьезными обещаниями и шутливыми угрозами. Попрощаться. До следующей ветряной смены.
– Ты… точно не хочешь с нами, Джер?
Это выпалила девочка – светловолосая шпринг. Она внимательно смотрела на стоявшего чуть в стороне юношу. Встретившись с ним взглядом, она несмело улыбнулась. И все-таки получила слабую, пусть и сердитую улыбку в ответ.
– Нет, кошатина. Я вернусь чуть позже. И не бойся, Странник вас не обидит. Правда, дружище?
С корабля протянулась снасть. Лавиби крепко ее пожал.
– Не задерживайся слишком надолго. – На него строго взглянула черноволосая женщина. – В конце концов, к Пробуждению Миаль должен поставить галочку, что выполнил все обязанности по твоему воспитанию.
Лавиби только пренебрежительно фыркнул:
– Я сам себя воспитывал.
– И все-таки.
Встретившись взглядом с голубыми глазами управителя, он молча кивнул. Не стал улыбаться и благодарить. Их – даже после всего случившегося – пока разделяла стена.
– До встречи.
Они говорили снова и снова. Говорили, пока наконец не решились и не попрощались совсем. И тогда часть из них ступила на борт Странника, а другая осталась на берегу.
Дул сильный ветер. Он подгонял корабль. Может быть, лучшее в ветрах странствий – то, что однажды они показывают дорогу домой.
Те, кто остался, разделились. Роним должен был ждать своего поезда, Джин – готовить к возвращению домой живой гоночный самолет. Они негромко заговорили между собой и прибавили шагу. Они не оборачивались на своего спутника.
– Джер? – все-таки спросил серопогонный, уже собираясь подниматься по склону.
– Он не пойдет. Правда, братец?
Джер кивнул. Когда двое скрылись, он быстро направился влево. К скалам, о которые гулко бились волны.
Там, на одном из камней, испещренных снизу приросшими раковинами, сидела белокурая женщина и писала в блокноте. Она не повернулась, когда уходил корабль, она была слишком увлечена или, может быть, чересчур взволнована. На самом деле… она ждала. Потому что когда юноша медленно приблизился к ней и присел рядом, она сразу подняла голову.
– Стихи, – сказала она. – Ты, наверное, не любишь поэзию. Но, может быть, хочешь почитать?
Он взял протянутый блокнот, немного размокший от соленых океанских брызг. Скользнул взглядом по первой строчке. И неожиданно улыбнулся.
– Я обязательно попытаюсь полюбить, мама. Хотя бы твои.
– Должен сказать… – небрежный ровный голос заставил его вскинуться, – твои книги, наверное, отлично продаются. Курсанты опустошили все лавки в Такатане. Я даже сам прочел парочку. Сносно.
Хо' Аллисс устало прикрыл глаза и опять опустил голову на скрещенные руки. Он слишком долго ждал этого допроса – допроса самого Рина Краусса. Ждал и готовился защищаться, как только мог. Но защищаться было не от чего.
– Хоть какой-то смысл есть в том, чтобы все потерять.
Голубые глаза задумчиво скользнули по его лицу.
– По сути, ты мало что потерял, кроме свободы. И даже добился цели. Свобода теперь есть у Веспы. Ты можешь в той или иной мере быть собой горд.
Лицо то-син, как бы его ни лечили, все еще не восстановилось до конца. Ссадины остались на губах, на скулах, нос явно плохо заживал. Писатель усмехнулся мелькнувшей в голове мысли.
