Эрин тревожилась о том, что они могут сделать с Элизабет, но София непреклонно настаивала на том, что это священный ритуал их ордена, и Эрин не может его узреть. Она знала лишь, что Элизабет омоют и облачат в одеяние монахини, прежде чем она сможет приступить к обряду преображения, в который скорее всего входят молитвы, покаяние и причащение освященным вином.
Грейнджер было бы интересно увидеть, как это происходит, но ее не допустили. И не только ее.
Одному из сангвинистов не было позволено пойти вместе с остальными.
По крайней мере пока.
Она обернулась и обнаружила, что Рун расхаживает взад вперед по обширной базилике, переходя из одной тени в другую и колебля пламя свечей своими резкими движениями. Он сжимал в одной руке четки, а губы его непрестанно шевелились, шепча молитвы. Эрин никогда не видела его таким встревоженным.
Джордан, напротив, сидел, развалившись, на скамье поблизости. Его пистолет-пулемет лежал так, чтобы его можно было сразу схватить. Эрин подошла и присела рядом с ним, устроив на той же скамье свой рюкзак.
— Кажется, Рун намерен протоптать в мраморе колею, — заметил Джордан.
— Женщина, которую он любит, может умереть этой ночью, — отозвалась Эрин. — Он имеет право беспокоиться.
Стоун вздохнул.
— Ну, по-моему, он совершенно зря в нее втрескался. Я уже со счета сбился, сколько раз она его накалывала.
— Это не значит, что он хотел бы видеть ее смерть. — Она взяла Джордана за руку и понизила голос, понимая, что Рун скорее всего все равно услышит их, даже через весь неф. — Жаль, что мы ничего не можем сделать.
— Для кого? Для Руна или для Элизабет? Вспомни, она сама
Эрин прижалась к боку Джордана, в очередной раз отметив исходящий от него жар. Он отодвинулся от нее. Движение было едва уловимым, но все же ошибиться было невозможно.
— Джордан... — начала Эрин, готовая взглянуть в глаза своим худшим опасениям. — Что случилось с тобою в Кумах?
— Я уже рассказывал тебе.
— Не о нападении. Ты по-прежнему весь горишь... и... и ты изменился.
Эти слова почти не передавали того, что она чувствовала.
Отстраненным тоном Джордан ответил:
— Я не знаю, что происходит. Всё, что я знаю... это прозвучит странно, но я чувствую, что все эти перемены во мне ведут к добру — ведут по той дороге, по которой я должен следовать.
— По какой дороге? — Эрин судорожно сглотнула.
«И смогу ли я пойти по ней с тобой?»
Прежде чем он успел ответить, рядом с их скамьей возник Рун.
— Джордан, извини, что беспокою, но который сейчас час?
Стоун высвободил руку из пальцев Эрин, чтобы взглянуть на часы.
— Половина двенадцатого.
Рун сжимал свой наперсный крест и смотрел на ведущий лестничный проем в северном приделе явно в смятении. Церемония должна была начаться в полночь.
Эрин встала, движимая состраданием к его тревоге. Больше ничего конкретного она от Джордана не добьется. Может быть, он знает не больше, чем уже сказал ей, а может быть, просто не желает ей говорить. Как бы то ни было, сидеть с ним рядом нет толку.
Она подошла к Руну.
— Ты ведь понимаешь, что Джордан прав.
Корца повернул к ней голову.
— В каком смысле?
— Элизабет — очень умная женщина. Она не согласилась бы на обращение, если б не полагала, что у нее есть хороший шанс пережить это преображение.
Рун вздохнул.
— Она полагает, что это сложный процесс, который оставляет место для сомнений и ошибок, но это не так. В прошлом я наблюдал множество подобных церемоний. Я видел, как многие... погибали, испив вина. Любая ее хитрость тут бесполезна.
Он снова начал беспокойно расхаживать по базилике, но Эрин шла рядом с ним.
