еще и ниже, через проливы, обогнул весь ромейский полуостров, спустился к Ерусалиму и даже земле египетской. Про то, как наконец нашел и волшебное зеркало, и чудесный венец, но обошлись они ему очень даже не за так. Про то, как на обратном пути разбился купец на необитаемом острове, где встретился с гигантской птицей Рух и одноглазым великаном-людоедом. Про то, как бедолага хитростями прикончил обоих, после чего прожил на острове в одиночестве двадцать восемь лет и вернулся домой уже совсем старым – с седой бородищей и холопом-мавром по прозванию Суббота.
В общем, навертел кот в свою сказку сорок бочек чепухи. Но корабельщики слушали с раскрытыми ртами, макая в вино сушеные аржаные хлебцы.
Закончив эту сказку, Баюн начал следующую. А за ней следующую. Так веселил он путников, пока совсем не притомился. Благодарные слушатели надавали коту целую кучу рыбы и даже крынку купленной в Олешье сметаны. Баюн полакал и устроился под скамьей дрыхнуть.
Тем временем солнышко шло на закат. Здесь, на теплом полуденном море, зимой уже почти и не пахло, но дни все едино были короткие, быстротечные. Смеркалось, высыпали первые звезды. Яромиру подумалось, что завтра в то же время они увидят долгожданный Буян-остров…
Корабельщики устроились отдыхать от трудов дневных. Добрыня с булгарским купцом играли в тавлеи – неспешно, вдумчиво. Иван облокотился на борт и смотрел на проходящие внизу волны. Те понемногу вздымались все выше, покачивая струг, словно дитя в зыбке.
Поначалу это было ничего, даже приятно. Но они и вправду вздымались все выше. Вот струг подпрыгнул на особенно высокой, Ивану клацнуло о подбородок, и он жалобно замычал – прикусил язык. Стоявшая на бочке черно-белая в клетку доска перевернулась, тавлеи рассыпались по палубе.
– Эхма, знатно как штормит! – воскликнул Добрыня. – Сызнова парус спускай, робя!..
Совсем как вчера, ветер в считаные минуты разросся до бури, принялся швырять бедный кораблик по волнам. Только без единой тучи на сей раз. Небо оставалось чистым, ясным и очень звездным.
Парус в этот раз так же быстро спустить не успели – его заполоскало, затрясло, едва не ломая мачту. Расслабленные доселе корабельщики засуетились, забегали, тщетно пытаясь выправить осадку струга.
– Что, Ярема, нет ли у тебя еще кудес-то в кисете?! – отчаянно выкрикнул Добрыня.
– Закончилась трава, – мотнул головой Яромир. – Да и не помогла бы она в этот раз.
– Эх, да как же так?!
Добрыня прильнул к борту, напряженно всматриваясь в воду. И не он один. Все на струге таращились на то, что там творилось. А Иван аж протер зенки кулаками, не вполне веря, что ему не мерещится.
Глаза. В штормящем море словно вспыхнули тысячи глаз. Отражения звезд. Вот ведь диво – небо чистое, ясное, а вода ходуном ходит!
На лицо Добрыни набежала тень. Бывалый корабельщик хорошо знал, к чему такое бывает, когда кругом глаза. Недобрый это признак, зело недобрый. Не подлинный вокруг шторм-то, не природный.
Понимали это и другие корабельщики. Вот один выпрямился во весь рост и истошно проорал:
– Морская Пучина жертву требует!!!
Двое других уже волокли по палубе козла. Тот чуял неладное, блеял, упирался, вращал безумными очами. Но струг потряхивало все сильнее, волны били в борта, как колотушки, и на ужас козла всем было наплевать. Его протащили к корме, огрели по башке и швырнули в воду.
Давно известно, сколь полезен козел при таких вот бедах. Что на реке, что на море. Не любит водяной люд эту скотину. Сильно не любит и боится. Если ему ее показать – удрать может. А если при нем ее утопить – подобреть может.
Только в этот раз не подобрел. Кто бы там ни поставил море на попа – гибель несчастного козлика ничуть его не смягчила. Пожалуй, стало даже хуже. Очередная волна взметнула струг столь высоко, что у всех перехватило дыхание.
– Истово клянусь, коли спасемся, постригусь в монаси! – возопил Добрыня, отчаянно крестясь. – Твердо слово мое!
– Не приняла Морская Пучина жертву!!! – снова дико закричал все тот же корабельщик. – Другую требует!!!
– Так нету других козлов-то! – крикнули ему в ответ. – Одного всего взяли!
– Ну… а… вон кот зато есть!!!
Баюн от таких слов вылетел из-под скамьи, как ошпаренный. Шерсть у котейки встала дыбом, он утробно завыл, бросая на мерзкого человека злющие взгляды.
– А поможет кот ли?.. – усомнился Добрыня Ядрейкович.
– Так хуже всяко не станет! А иначе всем конец!
Яромир тем временем совсем посмурнел. Он не был уверен точно, но чуял, задницей чуял – именно по их душу Морская Пучина явилась. По пустякам она себя не кажет. И бороться с ней – тщета пустая. Усмирить, утишить на время можно – хоть тем же нечуй-ветром. Но волшебной травы больше нет. Нет и иных средств.
Значит, стругу и впрямь конец. Долго он не продержится. Разобьет его Морская Пучина, размелет в щепы и утянет на дно со всеми людьми.
Но… если ей нужны только они двое… только Иван с Яромиром… к чему же тогда гибнуть всем остальным? Им-то так и так помирать, выходит, но вот корабельщики ту же судьбу разделять не должны.
Стремительно все это обдумав, Яромир поднялся на ноги – и увидел Ивана. Тот уже стоял у борта. Златые кудри развевались на ветру, всегда
