— Мо не станет стараться даром. Вот если ему пообещать, ну скажем, миллион американских долларов за сделанную работу? Которую он вряд ли нам предъявит — так что выплачивать награду не придется. Но подбросить ему оружия, боеприпасов, амуниции, чего-то еще — придется, и вперед. Это в моей компетенции — а вот касаемо денег, тут желательна какая-то гарантия от Госдепартамента. Макака Мо мне на слово не поверит.
— Бумажку напишем. Но вы же не верите всерьез, что макака справится с работой?
— Простите, но для
— А вы представляете, сколько на это уйдет времени?
— А вы хотите выставить меня как единственного, кто приказал сбросить атомную бомбу на тысячу американских парней?
— Вы верите, что там остались живые американцы?
— Пока нет доказательств обратного. Или полагаете, у политиков и газет будет иное мнение?
— Тогда мне потребутся прямая связь с Вашингтоном. Вас удовлетворит копия, по фототелеграфу?
— Удовлетворит. Не завидую мистеру Баркли — начинать свое Президенство с такого приказа?
— Ради высшей цели и блага Америки, генерал! Ради мести за тысячу американцев, не просто погибших, но и убитых коммуняками с особым зверством — информация о том будет. И ради того, чтобы главное оружие Америки не попало в чужие грязные руки.
— Можно вопрос, из любопытства? На 047 борту действительно была Бомба, или?
— А какой ответ вас лучше устроит, генерал? Для Сенатской Комиссии — что это был грандиозный блеф, для запугивания Советов, а в действительности и мысли не было отправлять на передовую базу настоящие бомбы? Или для широкой американской публики — что китайские коммуняки подло завладели нашим сверхоружием, и пришлось пойти на крайние меры, во избежание последствий?
Летом 1949 года мне предложили возглавить инспекторскую группу ВВС на Дальнем Востоке.
Обстановка пришлась мне по душе. Народ хороший, работа очень интересная. Строевые части успешно осваивали истребитель МиГ-15, но полеты проводились только в хорошую погоду, в сложных метеорологических условиях сидели на земле. Поначалу высока была аварийность, и большой проблемой был штопор — на Миге его поначалу просто боялись. Проверка состояния боеготовности авиационных частей и соединений округа, постоянный контроль за техникой пилотирования, разбор разного рода неприятностей, случившихся на земле или в воздухе, и вместе с тем настойчивое внедрение полетов в сложных метеорологических условиях — всем этим были до отказа заполнены мои рабочие дни, а нередко и ночи.
За год были достигнуты большие успехи. К осени 1950, все истребительные полки Забайкальского и Дальневосточного военных округов имели в своем составе достаточное количество летчиков 1го класса (подготовлен к выполнению боевых задач в сложных метеоусловиях, в любое время суток). Был «побежден» штопор — характерен был доклад командира одного из полков:
— Штопором овладели все. Сейчас приходится уже не заставлять, а сдерживать. Многие, получив задание на три витка, самовольно штопорят до десяти.
Но без работы я не остался — число полков на реактивной технике увеличивалось. Поршневые Як-9, Ла-11, Та-152, «герои» японской войны 1945 года отходили на вторые роли, к лету пятидесятого они оставались лишь в частях, развернутых у советско-маньчжурской границы, в глубоком тылу. А полки, дислоцированные в Маньчжурии, Корее, Монголии и советском Приморье, на передовых рубежах, были все перевооружены на Миг-15. Кроме того зимой 1950 появились первые ночные истребительные части, сначала отдельные эскадрильи, затем развернуты три полнокровных полка, на дальних и ночных перехватчиках Як-25. Приведение их в боеготовое состояние тоже было одной из забот Инспекторской группы. Наконец, были и бомбардировочные части на реактивных — дивизия (4х-полкового состава) на Ил-28, перед самым началом боевых действий в Китае прибыли еще три бомбардировочных полка, вооруженных этими машинами. Думал ли я тогда, что именно с бомбардировщиком, а не с истребителями, будет связан самый напряженный лично для меня эпизод моего «дальневосточного» периода?
Мы внимательно следили за пожаром войны у наших границ, давно уже пылающим в Китае. И хорошо понимали, что лишь мощь наших вооруженных сил, армии и флота, их постоянная готовность дать отпор любому агрессору, позволяет нашим советским людям, как и народам Маньчжурии и Кореи, заниматься мирным трудом. И вот, в августе 1950 года, американские империалисты решили испытать СССР на прочность. Обстановка стремительно накалялась. Марионеточное правительство Чан Кай Ши объявило крестовый поход против коммунизма. Была сброшена атомная бомба на беззащитный Сиань. Американские самолёты без объявления войны атаковали Порт-Артур и наши корабли у берегов Кореи. Генерал Макартур потребовал от советского правительства отдать Маньчжурию гоминьдановцам. Впоследствии это объявили личной инициативой генерала, но мы понимали, что Макартур озвучивал требования истинных властителей США.
Но СССР — не та страна, с которой можно разговаривать языком силы и угроз! С первых же дней конфликта, войска американцев и их марионетки Чан Кай Ши оказались в очень тяжелом положении. Но легкость наших побед не вызвала шапкозакидательских настроений — мы понимали, что всего лишь, противник имел на этом театре, в данный конкретный момент, явно недостаточные силы. Мы выигрывали первый бой — но пока что не войну. И тогда никто в мире не знал, останется ли Сианьский конфликт локальным, наподобие Испании 1936–1939, или разразится Третья Мировая.
