— А в вечную жизнь и молодость веришь? — спросила женщина — и правильно, что нет. А я вот поверила, и согласилась. Теперь подыхаю — отработанным материалом! А так хотелось увидеть — победу коммунизма и всемирный СССР! Завтра, или послезавтра умру — видела уже, как это происходит. На лицо мое смотришь — а внутри у меня то же самое. Если тебя когда-нибудь к вышке приговорят, и предложат, медицинские эксперименты взамен — не соглашайся ни за что. От пули помирать, оно куда легче. А я ведь по накатанной шла, не подопытной — те передо мной были, на которых проверяли. Думали, что нашли путь — а оказалось, лишь срок чуть дольше. И мозг сгнивает последним — так что я сейчас в здравом уме, и почти до самого конца так буду. Господи, за что — вот никогда не верила, что ты есть, но неужели правда? И не может одна душа в двух телах сразу существовать!
Лида колебалась — бежать, зовя санитарку, или остаться послушать еще? Любопытство все же взяло верх.
— Я все равно сдохну, мне терять нечего — сказала Полина, как обрубив концы — тебе расскажу, слушай. Пусть люди знают. Господи, я, коммунистка со стажем, к тебе обращаюсь! Если согрешили мы против того, что тобой заведено, прости! А ты — с тем, что я расскажу, делай что хочешь! Ты образованная вообще?
— Высшее у меня — ответила Лида — литературное. А здесь оказалась — долгая история.
Не надо — про наказание, и исключение из Союза! А вдруг тогда эта большевичка замкнется — враг! И ничего не скажет.
— У англичанина Стивенсона есть, про Джекила и Хайда — сказала Полина — так это правда. Есть такое, что тебя или меня можно «переписать». Память, характер — все! — в новое тело. Как содержимое книги на новую бумагу. Отчего, ты думаешь, я здесь лежу — а где еще в мозгах копаться? Причем умение это — не отсюда! Слухи ходили разные — и про людей из будущего, и про марсиан, и даже про нечистую силу — но все сходились, что это нам
Лида слушала, затаив дыхание — это казалось невероятным! Что можно, оказывается, «подселиться» в мозг к кому угодно — и все его секреты тотчас станут известны. Причем если этот второй — Полина назвала его «всадником» — будет просыпаться лишь на короткое время, то первый, носитель, будет и не подозревать, что стал невольным шпионом, какое поле для иностранной разведки! А еще, можно при «подселении» и возвращении, быстро обучаться, заимствуя готовые чужие знания и опыт. А главное — казалось бы, открывается дорога к бессмертию: если время от времени «переписываться» в новое, молодое тело — конечно, при этом личность прежнего владельца приходится уничтожать!
— Нам говорили, дело на контроле у Самого. Чтоб лучшие партийные товарищи, самые заслуженные кадры, стали вечными. Чтобы тех, кто недостоин — предателей, врагов, но здоровых физически — не убивать, а отдавать донорами. Какое общество тогда будет — где самые лучшие будут вечно жить, а всякая гниль, в отбросы! И уж конечно, на войне — искалеченного или безнадежно раненого солдата «переписать» в новое тело, взятое хоть у пленного — и снова в бой! А оказалось — нельзя. При подселении, если убрать подлинного хозяина, тело становится нестабильным — гниение заживо, хотя и медленнее, чем у трупа. И никто не знает, как избежать — в солдата, чтоб еще месяц-два сражался, это все лучше чем сразу похоронить, терпимо. А для неограниченно долгого существования — нельзя! От ста до ста пятидесяти суток, срок индивидуальный. И сокращается, если повторять — так что менять тела через месяц, все равно бессмертия не будет! И как и стараются, сколько подопытных погубили, взятых из лагерей — лишь увеличить срок удалось, поначалу вообще едва месяц был. Нужен был результат, начальство за свою шкуру боится — и вот, когда подопытные три месяца были здоровы, зарядили уже нашу партию, не лагерных, а добровольцев. Дура я была, бессмертием соблазнилась! Двенадцать нас было, шестеро мужчин, шесть женщин. Остались лишь я и Маня, женщины более живучи… теперь лишь я одна, последняя. А там, наверху — наверное, новую партию готовят. Будьте вы прокляты, все! А ты — передай. Чтоб люди знали. Может — мы и впрямь, против Бога идем, нельзя такое человеку, не по правилам! Или же… Подселять легко, это даже не в клинике можно сделать… если что, запомни, никогда не пей с незнакомыми… да и со знакомыми тоже, даже стакан воды… не позволяй сделать себе укол, и не смотри в глаза. А вот убрать из живого тела прежнего владельца, при подселенном «всаднике», это куда труднее. И заранее это нельзя — старый владелец как якорь нужен, что ли… Иначе — в идиота, пускающего слюни, проникнуть легко, но не закрепиться, не остаться. Даже в пьяного — намного труднее.
Откуда она все знает? — с неприязнью подумала Лида — не все говорит большевичка, не просто добровольцем она была, а прежде, среди тех, кто жертв отправлял на эксперименты, смотрел и записывал! Получила теперь то ж, что они — воздалось по заслугам! Но боже, если это правда — то что делать?!
— Больно! — сказала Полина, все так же, не поднимая головы от подушки — как больно. Позови кого-нибудь… опия дайте, аааа! Больно!
Подхватив ведро и швабру, Лида вылетела из палаты. И заколотила в дверь.
— Ну чего там? — лениво спросила дежурная — орет? Счас укольчик сделаем, успокоится.
И стала набирать номер на телефоне.
— А ты закончила? Тогда иди. Дорогу сама найдешь?
Приключения Лиды на этом не закончились. В конце рабочего дня ее вызвали в кабинет главврача. Кроме него, присутствовал товарищ в штатском — который однако вел себя здесь как хозяин.
— Гражданка Чуковская, что вы можете сообщить мне о происшествии в «сотом»?
А какое происшествие? Убирала как положено. Лежала какая-то в палате, так я к ней и подходить боялась. Затем она начала орать, я вышла и доложила дежурной. Все!
