нанесла подлый удар — такие как эта тварь, гораздо опаснее тупых палачей! Отец в Москве, Люша в Москве — и Лазарева там же, она в Ленинграде была наездом. Кто еще мог так повлиять на отца, что он категорически отказывается даже письма передавать — «Люшеньку тебе за собой в пропасть утянуть не дам». А впрочем, может это и к лучшему — с учетом того, что сегодня будет?
Анна Андреевна — хотелось бы верить, что ей правили мозги. А не сама она предала, в твердой памяти и здравом уме. Только что вернулась из поездки на Север, была там в море на подводной лодке, которая топила корабли, несущие нам свободу! Получила за это медаль, и гордилась этим! Да еще собирается стихи о том написать! И даже не стала Лиду слушать, и от предложенной водки отказалась, высокомерно брови подняв. Милочка, да вы пьяны — вон из моего дома!
Лазарева говорила — что есть добро: существование населения этой проклятой богом страны, и армия, которая это существование оберегает. Значит, истина в том, что этот народ не должен жить! Пусть сюда сбросят атомные бомбы, оставят выжженную пустыню, чтоб после кто-нибудь заселил эти земли заново — зато мир будет спасен от кошмара копания в мозгах! Что сдохнут такие как Лазарева — отлично! Отец, Анна Андреевна — простите, но я вам говорила, кто не с нами, тот против нас. Люшенька, дочка — прости. Если есть тот свет, и мы там встретимся — я верю, что ты меня поймешь!
Было страшно. Что в голове уже копаются — и капитан ГБ уже прочел, что она собирается совершить. Тогда ее схватят на улице сразу. Но это все же лучше, чем не делать ничего и подчиняться, подобно барану!
Лида писала, тщательно подбирая слова. На вопросы соседок по комнате, отшучивалась — новая повесть! Завтра вечером я вам ее вслух прочту — ну а пока, потерпите. Не зная, что «завтра вечером» уже не наступит — по крайней мере, для нее самой. Запечатанный конверт она положила под подушку, чтобы никто не мог незаметно взять, вскрыть и прочесть.
Утром на душе было удивительно спокойно. Как у Жанны дАрк накануне костра. Затем снова накатил страх — ведь для задуманого нужна ясная голова, пьянчужку и слушать не станут, если даже Анна Андревна — «вы пьяны, вон из моего дома». И если как раз в эти минуты кто-то проникнет в мысли… но обратной дороги уже нет! Даже если сжечь, уничтожить письмо — при «копании в голове» чекисты узнают о том, что было в конверте. И тогда — та же смерть, но бессмысленная и ничего не предотвращающая.
Нет оружия. Нет знакомых иностранцев. Но не бывает и безвыходных положений! Придя в госпиталь, Лида проникла в кладовую, где среди прочего, как она помнила, стояла бутылка с бензином (как очищающее средство, пятновыводитель). Даже две бутылки — завхоз наш запасливая — это еще лучше! Лида сунула в сумку обе. А дальше был поступок, квалифицирующийся как «самовольный уход с работы», но это такая мелочь в сравнении с тем, что будет сейчас!
Консульство США на Лаврова. Только бы снова милиционер не подошел! За что ему меня хватать — идет женщина, ничего не нарушая. Сердце в груди замирает — вот подойдет, спросит — и, «гражданка, пройдемте, а что у вас в сумке?». Погода мерзкая, прохладно, ветер, дождик моросит — и удача, милиционер в будку зашел, меня не видит! Еще удача — у дверей на карауле американский солдат — красивый мундир, мужественное лицо, не то что наши уроды в форме!
— Я прошу встречи с послом! Или консулом — кто тут самый главный!
Американец быстро сообразил — встал на пути опомнившегося милиционера. Подбегали еще какие-то в штатском — но и из консульства выскочил кто-то, и через мгновение за Лидой захлопнулась дверь. Граница территории США — гебне сюда ходу нет! Снаружи раздавались крики, шум. Наконец появился американец, явно из начальства. Представился — консул США в Ленинграде. Лида достала конверт.
— Здесь сведения, жизненно важные для судьбы всего мира. Прочтете, поймете. А теперь, прощайте.
— Простите, мэм, не угодно ли вам представиться?
Лида усмехнулась. Назвалась, и добавила:
— Может быть, я последний свободный человек в этой стране. Хочу такой и остаться. Но знайте — такие, как я, в России были! Для кого западная цивилизация и культура — не пустые слова!
Было бы плохо, если б ее стали останавливать. Но наверное, такая убежденность (и обреченность) были в ее облике и словах, что американцы не препятствовали Лиде выйти наружу. Где уже ждало не меньше десятка гэбья, в форме и в штатском. Но она не достанется им живой! Подопытным объектом на бесчеловечные эксперименты.
В руке уже сжата тряпка, пропитанная бензином, и коробок спичек. Одно движение, прикрытое полой пальто — чтобы дождик не погасил и ветер не задул. Вспыхнуло, обожгло руку — успеть бросить вниз, вместе с бутылкой бензина, разбившейся об асфальт!
Отчего было не остаться в консульстве, не попросить убежища? Наверное, позволили бы — и, прочтя рассказ из сумасшедшего дома, очень может быть, посмеялись бы, и положили в стол. А затем, вполне возможно, и выдали бы гебне ее саму, «бедную женщину, повредившуюся рассудком». И ее бы сунули в тот же дурдом, в тот же блок сто, жертвой экспериментов, после которых гниют заживо.
А вот так — поверят! Поскольку не врут — идущие на смерть!
Как больно! Кто это так кричит — неужели я? Жанна дАрк, я иду к тебе! А всякие там Лазаревы будут гореть в огне американских бомб. Когда Соединенные Штаты, без всякого сомнения, объявят этой стране войну — ради своей же свободы, чтобы коммунистическая зараза не распространилась по миру!
