ничего не вытянешь. Но вещество и энергия каким-то образом влияют на него: искривляют, возмущают, изменяют его геометрию. Ума не приложу, как можно эту условную пустоту искривить. Однако мы это постоянно чувствуем на себе, ведь кривизна пространства есть ничто иное, как гравитация, то есть тяготение. А выверни, по словам Владимира, пространство наизнанку — вот тебе и антигравитация. Когда люди проникли вглубь элементарных частиц, то пространство начало выдавать свои секреты. Оно, оказывается, еще и какую-то особую структуру имеет — для меня темный лес. Попробуй, например, постигнуть физический смысл одного сантиметра, не имеющего ни массы, ни объема, ни энергии — ничего. Это всего лишь расстояние, длина. А фактически этот сантиметр в такие дебри квантовой природы поля заведет, такое навытворяет, такие претерпит изменения, что, в конце концов превратится в пару частица-античастица, то есть в вещество.
— А ка-спираль — это кусок пространства, закрученный в спираль? — спросил я и для наглядности очертил пальцем в воздухе витки.
— Нет, это потому что при фазохстоссии пространства энергогеометрический уровень дельта-насслоений флуктавций планкеона с возрастающей периодичностью конпликцирует с низа-гофектом…
Я торопливо сказал, что все прекрасно понял и дальше объяснять не надо. И подумал, что питекантропу было бы легче понять электротехнику.
— Прости, Санек, я малость загнул, — и Владимир стал объяснять на самом низком уровне. Но я все равно ничего не понял.
Бегемот по-прежнему жил у меня. Кучерявый Святополк организовал отличный уход за ним: установил мощный кондиционер, создал запасы африканского корма. На квартиру приходили из школы мальчишки и девчонки, кормили бегемота, обливали водой — был сделан специальный сток — убирали комнату. Кто-то принес сиамского кота, кто-то хомяка и даже фазана. В общем, я теперь жил в зверинце.
Тока с убийственно-кислой физиономией говорил мне, что о пропаже бегемота нигде никаких сообщений нет и, будто был в этом сам виноват, спешил уйти с глаз.
— Забирай бегемота! — потребовал я от Владимира. — Ты слышал, что Святополк сказал? Животное без водоема погибнет. Неужели нельзя сделать запрос по первому каналу связи?
— Можно, Саша. Но нельзя.
— Ты — ненормальный!
— В самую точку, Шурка, попал. Кто же мне ненормальному поверит, что такая живая туша с неба на балкон свалилась. Скоро Тока узнает, у кого пропал бегемот и обрадует нас. Потерпи немного, Санек.
И я терпел. Добрыня, с недоверием относившийся к подготовке эксперимента, сам того не замечая, вникая в его суть, заинтересовался и честно признался Владимиру, что тот, вероятно, получит ка-спираль.
— Теперь будешь помогать? — спросил Владимир.
— А разве я не помогаю? Удивительная способность не замечать ничьей помощи. Да, а что у вас там с консультантом за бегемот живет?
Откуда он узнал о нем?
— Да так, — пожал плечами Владимир, — приблудился какой-то из пространства, — и еще сильнее пожал плечами, увидев подошедшую к нам Юлию.
— Серьезно, так и приблудился? — спросила девушка почему-то меня и вопросительно вскинула огромные серые глаза.
Я покраснел, потом вспотел и замямлил:
— Да, да, он это… откуда-то взялся, прямо на балконе.
— Я думаю, что бегемот из ка-спирали, — сказал Владимир и артистически хлопнул себя в грудь. — Ей-богу!
Добрыня безнадежно махнул рукой — трепло. Юлия тоже потеряла всякий интерес и болезненно поморщилась. Не будь рядом девушки, я бы убедил Добрыню, что мы говорим правду, но при ней я ничего с собой поделать не мог, становился дурак дураком. А теперь в ее глазах еще и треплом стал.
— Я же говорил: не поверят, — Владимир нарочно сделал плаксивую гримасу. — Ничего, Шурик, завтра мы отдохнем, я давно обещал тебе.
На следующий день он разбудил меня рано утром:
— Вставай, лежебока! Все бы дрыхнуть тебе. Едем отдыхать.
— Володя, где ты научился так грубо разговаривать?
— Так я по-народному. Специально вашего Шолохова читал, Шукшина, Проскурина. Здорово писали.
Внизу нас ждали два мышонка.
Остановились мы в живописном месте на берегу горной речушки Никишиха. Журчала по камешкам вода. Прохлада бодрила. Собрали валежник, развели костер. Пробовали ловить рыбу — рыбы не было. Пекли картошку. Обжигаясь горячими картофелинами, Владимир причмокивал грязными от золы и сажи губами и показывал большой палец — вкуснятина. Умудрился испачкать и нос, и щеки. Потом затащил меня в воду. Мы барахтались, брызгались, а вода холоднющая. Владимир визжал и громко смеялся. А мне такой отдых никакого удовольствия не доставлял. Выйдя из речушки, я устало повалился на землю. А друг мой бегал, прыгал, кувыркался и гоготал. Мне оставалось лишь удивляться, откуда у него столько энергии. Неожиданно он замер с поднятой ногой, глаза у него расширились и застыли, кончик языка заелозил по нижней губе. Это означало, что нашло просветление, такое у него бывает — щелкнет что-то в голове, и вспыхивает новая мысль.
