молодого Адольфа, но правительство воздержится от их публикации в обмен на то, что фюрер отменит приближающееся и неизбежное вторжение в Англию.
По словам моего источника в УСС — он только что вернулся из путешествия в Лондон, на Кубу и на Багамы и знал всех участников этой сложной операции (в том числе, утверждал он, американского писателя Эрнеста Хемингуэя, который жил на Кубе и, вообразив себя шпионом, наткнулся на следы кое-каких переговоров и поэтому сам находился под пристальным наблюдением ФБР, УСС и разведки ВМС США), — Гитлер настолько испугался этой угрозы, что тайно отправил своего заместителя по партии и верного слугу Рудольфа Гесса в Англию с секретным поручением, причем возвращение явно не предусматривалось. Предложение Гитлера, как утверждал мой начальник в УСС, было простым: не будет публикации фотографий (что бы на них ни было), не будет и вторжения в Англию.
Точно никто не знал, как согласие Черчилля было передано в Берлин — единственное, что было известно моему другу и начальнику в УСС, на этот раз не через герцога или герцогиню Виндзорских на Багамах, — но его передали. В конце лета была отменена
В 1943 году в горной пещере маленького греческого острова я улыбался, плакал и поднимал кружку с «Басбанис Пломари Узо» — напитком с запахом аниса, который я терпеть не мог — в честь тридцати храбрых шерпов, не менее храброго и очень молодого австрийского еврея по имени Курт Майер, лорда Персиваля Бромли, леди Кэтрин Кристины Реджины Бромли-Монфор, доктора Сушанта Рабиндраната Пасанга, Ричарда Дэвиса Дикона и Жан-Клода Клэру, четверо из которых были моими лучшими друзьями, каких у меня уже никогда не будет.
Эпилог
После возвращения в Америку осенью 1925 года я несколько лет даже думать не мог о горах. А когда снова вернулся к занятиям альпинизмом, то ограничивался Скалистыми горами в Колорадо — я два года занимался мелиорационными работами к западу от Колорадо-Спрингс, где самые высокие пики не превышали 14 000 футов, а затем переключился на Гранд-Титон, на мой взгляд, самую красивую в Америке цепочку острых пиков. С Чарли и его женой я познакомился именно там, в Джексон-Хоул, еще до того, как курорт стал популярен у богатых и знаменитых. Мы трое любили горные лыжи.
Когда в конце 1920-х я снова стал подниматься в горы за пределами Соединенных Штатов, это были южноамериканские Анды. Там есть много вершин, которые еще никто не пробовал покорить. Чтобы попасть в нужную мне страну, я нанимался матросом на грузовое судно или на яхту какого-нибудь богача, и этот опыт помог мне получить работу, о которой я вам рассказывал при личной встрече, — место в экипаже антарктической экспедиции в середине 1930-х, когда я два года провел в Антарктиде с адмиралом Бэрдом.
В 1929 году, примерно через четыре года после тех последних дней на Эвересте вместе с моими погибшими друзьями, я получил открытку из Непала.
Но сначала я должен рассказать, что после 1928 года получить разрешение на проход через Тибет или организовать экспедицию на Эверест становилось все труднее, и первую после Ирвина и Мэллори попытку восхождения предприняла экспедиция Рутледжа в 1933 году. Они поднялись достаточно высоко и нашли ледоруб Ирвина, который я оставил на камне ниже первой ступени, но не поняли, что это указатель к телу Сэнди Ирвина, как я надеялся. А может, к тому времени длинный камень, на котором мы оставили труп Ирвина — замерзшие руки просунуты между сдвинутыми застывшими коленями, — соскользнул ниже или вообще свалился вниз.
Как бы то ни было, четвертая британская экспедиция 1933 года под руководством Хью Рутледжа не достигла даже той высоты, на которую поднялся Тедди Нортон в 1924 году. И экспедиция Эрика Шиптона в 1935 году, которая шла маршрутом Рутледжа, хотя им удалось обнаружить и сфотографировать
