лестнице. Видите ли, в этом просто не было нужды.
— Значит, у вас была чисто исследовательская экспедиция в Китай, но вы захватили с собой альпинистское снаряжение для скал и льда. — Дикон достает трубку и начинает ее набивать. В огромном зале так накурено, что одна трубка ничего не изменит.
— В Китае есть горы и крутые перевалы, герр Дикон. — Тон Зигля меняется с угрюмого на презрительный.
— Я не хотел прерывать ваше повествование, герр Зигль.
Зигль снова пожимает плечами.
— Мое… повествование, как вы его назвали… подходит к концу, герр Дикон. Мы с друзьями поднялись на Северное седло потому, что увидели, что двум фигуркам, спускавшимся с Северного хребта, нужна помощь. Один, похоже, был поражен снежной слепотой, и второй его вел, буквально держал.
— Значит, вы разбили лагерь на Северном седле? — спрашивает Дикон, раскуривая трубку и затягиваясь.
— Нет! — вскрикивает Зигль. — У нас не было лагеря на Северном седле.
— Ками Чиринг видел как минимум две палатки на том же карнизе седла, что Нортон и Мэллори использовали для четвертого лагеря, — говорит Дикон. И снова в его голосе звучит лишь удивление, а не вызов. Человек просто пытается прояснить кое-какие факты, чтобы помочь убитой горем матери узнать обстоятельства странного исчезновения сына.
— Палатки принадлежали Бромли, — отвечает Зигль. — Одна уже была изодрана сильным ветром. Тем ветром, который заставил Бромли и Майера отступить с вершины гребня на ненадежный снег склона прямо над пятым лагерем. Я кричал им по-английски и по-немецки, чтобы они не ступали на склон — что снег там ненадежен, — однако они либо не слышали меня из-за ветра, либо не послушались.
Густые брови Дикона слегка приподнимаются.
— Вы находились достаточно близко, чтобы разговаривать с ними?
— Кричать, — поясняет Зигль тоном, каким обычно разговаривают с непонятливым ребенком. — До них было метров тридцать, не меньше. Затем снег у них под ногами пришел в движение, и ревущая белая масса понеслась вниз. Они исчезли под лавиной, и мы больше их не видели.
— Вы не попытались спуститься и посмотреть — может, они живы? — В голосе Дикона нет осуждения, но Зигль вспыхивает, словно его оскорбили.
— Спуститься по склону было невозможно. Там не осталось склона. Весь снег был унесен лавиной, и у нас не оставалось сомнений, что молодой Бромли и Курт Майер погибли — погребены под тоннами снега в нескольких тысячах футов под нами. Мертвы.
Дикон понимающе кивает, словно соглашаясь. Я вспоминаю, что он видел — и предупреждал Мэллори против попыток подняться по нему — длинный снежный склон, ведущий к Северному седлу, тот самый склон, на котором в 1922 году во время экспедиции на Эверест лавина убила семерых носильщиков Мэллори.
— В своих газетных интервью вы говорили, а теперь повторили еще раз, что ветер на грабене,[24] поднимающемся к шестому лагерю, был настолько силен, что лорд Персиваль и герр Майер были вынуждены отступить к скалам и ледяным полям Северной стены и спуститься к пятому лагерю.
— Ja, совершенно верно.
— По всей видимости, герр Зигль, вы тоже были вынуждены спуститься с гребня на склон, когда искали двоих людей. Это значит, что вы встретили их, видели их, кричали им — а они вам — уже на склоне, а не на гребне. Что объясняет лавину, которой не могло быть на самом гребне.
— Да, — подтверждает Зигль. Тон у него решительный, словно этим словом он ставит точку в нашем разговоре.
— И тем не менее, — продолжает Дикон, складывая ладони словно в молитвенном жесте, вы говорите мне, что и вы, и двое несчастных могли слышать друг друга на расстоянии более тридцати метров — сотни футов, — несмотря на рев ветра на гребне.
— На что вы намекаете,
— Я ни на что не намекаю, — говорит Дикон. — Просто вспоминаю, что когда я сам был на том гребне в тысяча девятьсот двадцать втором и вместе с двумя другими альпинистами был вынужден из-за ветра спуститься на скалы Северной стены, мы не слышали криков друг друга даже на расстоянии пяти шагов, не говоря уже о тридцати метрах.
— То есть вы называете меня лжецом? — Голос у Зигля тихий, но очень напряженный. Он убирает локти со стола, и его правая рука опускается к широкому ремню, словно он собрался что-то выхватить — маленький пистолет или нож.
Дикон медленно вынимает изо рта трубку и кладет обе руки — с длинными пальцами, все в шрамах, какие бывают у скалолаза, — на стол.
— Герр Зигль, я не называю вас лжецом. Я просто пытаюсь восстановить последние минуты жизни Бромли и его товарища, австрийского альпиниста, чтобы во всех подробностях передать их леди Бромли, которая места себе не находит от горя. До такой степени, что вообразила, что ее сын все еще жив, где-то там, на горе. Я предполагаю, что когда вы покинули гребень, чтобы продолжить подъем по склону, то рев ветра утих и Бромли смог услышать ваши крики с расстояния тридцати метров.
—
— Что именно, — спрашивает Дикон, — вы кричали им, и особенно Бромли, и что они вам успели ответить, прежде чем сошла лавина? И кто из них, по
