Финч рассмеялся отрывистым, похожим на лай смехом.
— А, этот грубиян-нацист, фанатичный поклонник герра Гитлера… Зигль — искусный альпинист. Я никогда не поднимался в горы вместе с ним, но за последние годы мы раз десять сталкивались во время восхождений. Он ловок, осторожен и компетентен на скалах и льду — но в то же время он лживый Scheisskopf, подвергающий смертельной опасности своих молодых товарищей-альпинистов.
— Что такое этот… Scheisskopf? — спросил Жан-Клод.
— Безмозглый, ненадежный человек, — быстро поясняет Дикон, оглядываясь на стоящих за спиной официантов. Потом обращается к Финчу: — Значит, если бы герр Зигль сообщил вам, что Персиваль Бромли отправился на опасную Северную стену Эвереста вместе с каким-то австрийцем и ступил на ненадежный участок снега, вы бы ему не поверили?
— Я не поверил бы Бруно Зиглю, даже если бы этот ублюдок сообщил мне, что завтра взойдет солнце, — сказал Финч и налил остатки вина себе в бокал.
— Ричард, разве ты не был одним из первых, что видел следы монстра на Лакра Ла, когда в двадцать первом году вел Мэллори к этому перевалу? — спросил Джордж Ингл Финч, отрываясь от яблочного штруделя. Жан-Клод и Дикон на десерт заказали только густой, крепкий кофе. Я же решил попробовать шоколадный пудинг.
— Монстра? — вскинул голову Жан-Клод. Я видел, что от тяжелой баварской пищи, непривычной для худощавого французского проводника, его потянуло в сон. — Монстра? — повторил он, словно был не уверен, правильно ли понял английское слово.
—
— Двадцатого сентября, — сказал тот, точно рассчитанным движением ставя кофейную чашку на стол. — В разгар сезона муссонов. Снег был очень рыхлым, выше колен.
— Но вы, несмотря на снег, поднялись на вершину этой маленькой горы — больше похожей на пик, чем на перевал,
Дикон потер щеку. Я не сомневался, что ему хочется закурить трубку, однако он ждет, пока Финч закончит наслаждаться десертом.
— Да, мы с Мэллори благополучно преодолели ледопад, но глубокий снег замедлил подъем и заставил носильщиков с нашими палатками повернуть назад в восьмистах футах ниже вершины. Мы все — Мэллори, я, Уиллер и Баллок, а также Уолластон, Моршед и Говард-Бери в резерве — поднялись на вершину и разбили лагерь.
— А следы монстра? — напомнил Жан-Клод.
— Да, как насчет монстра? — поддержал его я. За все время ланча я впервые открыл рот, если не считать просьб передать то или иное блюдо.
— Над ледопадом, куда никто из наших альпинистов или носильщиков еще не поднимался, виднелись глубокие следы, как на свежем снегу, так и на более твердом, замерзшем насте, покрывавшем склон, по которому можно идти, не проламывая его. — Голос Дикона звучал очень тихо. — Они были похожи на следы двуногого существа.
— Зачем ты говоришь «похожи»? — спросил Финч; его губы под жидкими усами растянулись в слабую улыбку. — Мэллори, Уолластон, Говард-Бери и все остальные, кто поднимался на вершину седла Лакра Ла, клялись, что это были следы когтистых лап какого-то двуногого существа, вероятно, млекопитающего.
Дикон допил остатки кофе в чашке. Подскочил официант, и мы все заказали еще кофе, чтобы у нас был предлог оставаться за столиком.
— Насколько велики были отпечатки на снегу? — спросил я.
— След, похожий на отпечаток человеческой ноги, только длиной от четырнадцати до шестнадцати дюймов? — Повернувшись к Дикону, Финч превращает утверждение в вопрос.
Наш друг молча кивает. Потом снова ставит кофейную чашку на стол и говорит:
— К тому времени, как Уолластон и остальные поднялись на седловину Лакра Ла, наши носильщики — Мэллори и мои, поскольку мы возглавляли вторую попытку — затоптали все следы, которые мы видели. Остальные британские альпинисты никак не могли знать, что это такое и каков был размер следов на снегу.
— Но Джордж Мэллори их сфотографировал, — заметил Финч.
— Да, — подтвердил Дикон.
— И те следы на снимках практически совпадают со следами, о которых сообщили и которые сфотографировали на высокогорном перевале в Сиккиме в тысяча восемьсот восемьдесят девятом…
— Так мне говорили, — кивнул Дикон.