кинулся навстречу, забирая вправо.
– Умри! – ловко уйдя от удара монгольского клинка, удачно попал краем щита в голову врага, затем рванул на себя узду, разворачивая вороную. Степняк выбросил вперед копье. Я пригнулся, отводя острие в сторону, и собрался ударить сам, но враг вдруг дернулся и ничком свалился на землю. Рядом в землю воткнулась стрела. Стрела! Саблю в ножны. Достал лук. Наложил стрелу.
На! И враг слетел с коня со стрелой в глазу.
На! И у одного из ратников стало противников меньше. На! На! На! Тот ратник развернулся, увидел меня и кивнул. Спасибо потом скажешь. В толпе сражающихся увидел Демьяна. Он отбивался сразу от двоих. На! На!
Крутится волчком ратник с разбитыми губами. Его меч рассекает врага, а с израненного тела слетают кровяные брызги…
Как мало стрел в колчане! Рука цапнула пустоту…
Как же я мог забыть?! Выхватываю ГШ-18. Восемнадцать выстрелов, смена магазина, и еще восемнадцать вражин отправляются к своим степным богам. Все, опять настала пора сабли. Сунул пистолет в саадак и ткнул пятками вороную, но она жалобно заржала.
– Ну, ты чего, девочка? – я погладил ее шею. – Давай, вперед, Фрося.
Кобыла медленно стала разгоняться. По пути подхватил монгольское копье, торчащее из земли. Снял щит, висевший справа. И на полном ходу насадил зазевавшегося степняка. Увидел впереди отбивающегося от пятерых Горина. Кинулся к нему, заорав:
– Китеж! Ура!
Один монгол развернулся навстречу и вдруг метнулся с копьем под лошадь. Вороная, всхрапнув, кувыркнулась, и я вылетел из седла. Удачно сбив двоих поганых, вскочил рядом с Гориным.
– Что? – тяжело дыша, спросил он.
– Что-что? На помощь пришел. Изранен весь.
Горин отбил монгольский клинок и рубанул в ответ.
– На себя посмотри…
Я резко развернулся, поведя саблей. Степняки отпрянули. Скосил глаза вниз. М-да, штаны проще выкинуть, чем отстирать. А боли нет… если выживу, то боль придет потом…
– Ущ! – Монгол в кольчуге медленно подходил ко мне. Живой, падла. И как уцелел в первой сшибке?
– Ты силный богатур, урус, – прохрипел он. – Мне будет сайн[7] убит тебе.
Я поправил щит и покачал саблей.
– Ты понимаешь нашу речь, степняк?
– У меня пять боол[8] урус! – ощерился монгол. – Ты был бы шестой.
– Счас! – усмехнулся я.
– Умри, урус.
И степняк ударил. Ушел вбок и отбил его саблю. Справа мелькнул наконечник копья и ударил в щит. Меня рвануло в сторону и кинуло на землю. Монгол торжествующе закричал, замахнулся, дернулся, удивленно уставившись на свою грудь.
– Му байна[9], – прохрипел он и упал прямо на меня.
Я отбросил труп и вскочил. Степняк, что чуть не наколол меня на копье, уже разворачивался, намереваясь повторить атаку. В таких сражениях хоть юлой крутись, хоть глаза на затылке отращивай. Запросто ударят сзади, и помрешь, не зная – от кого смерть пришла.
Я собирался проделать тот же трюк, что проделали со мной. Монгол уже близко и…
В последний момент, пожалев коня, я прыгнул не вправо, а влево, рубанул по копью, направляя его в землю. Не ожидавший степняк не успел отпустить древко, я вложил все силы в удар и отскочил… от половины тела, а конь понес нижнюю половину дальше. Тут увидел, что Горин падает, а над ним уже занесена сабля. Я метнул щит во врага, схватил торчащее копье и бросился вперед. Тяжелый диск сбил степняка с ног, и я пришпилил его к земле копьем. Затем кинулся к Горину.
– Ты как?
– Плохо, Владимир Иванович. Умираю.
– И это княжий сотник говорит? Поживешь еще.
К нам подскочил монгол, замахиваясь огромным шестопером. Так в замахе и рухнул, с аккуратной дыркой в голове. Это Кубин. Зоркий дед, и как нас в этой резне углядел?
– Я умираю, боярин, – хрипло повторил Горин.
Я подтянул щит и сунул его Горину:
– Вот возьми.
Он попытался его отпихнуть:
