От неожиданности подпрыгнули все, лишь я даже не вздрогнул. Кубин перекрестился, а Мяга с Ладой одновременно сделали круговое движение руками, затем этот воображаемый круг проткнули пятерней.
– Чур-чур… – пробормотала Лада.
– А, – махнул я рукой, – не пугайтесь, это он песню послушать прилетел.
Ворон сидел на коньке крыши и внимательно нас рассматривал.
– Вестник никогда не прилетает просто так, – наставительно сказала Мяга. – Никак случилось что?
– Кгарррг! Кгарррг! Кгарррг! – будто подтвердил ворон и улетел.
Мы переглянулись и быстрым шагом пошли к дому. Все мои вещи были в сумах. И я, подхватив их, выбежал из дома.
– Бабушка Мяга, я вашего коня возьму.
Лада помогла мне управиться с конем, затем сказала:
– Я хочу сказать тебе спасибо.
Я повернулся удивленно.
– За что? Это мне надо спасибо говорить. Мне, а не тебе.
Она помотала головой и прошептала:
– Нет. Тебе. Ты сильный. Сила жизни в тебе большая. Я немного себе взяла. А от смерти ты сам себя спас. Я только руку протянула.
Я улыбнулся:
– Все равно это тебе спасибо, Ладушка.
– К-хм… – Кубин давно был готов и уже сидел на коне. Я кивнул и закинул сумы на коня. Повернулся к девушке:
– До свидания, Ладушка. До свидания, бабушка Мяга. Простите меня, и спасибо вам.
Кубин тоже попрощался, и мы поскакали по лесной тропе. А вслед нам летело:
– Прощайте, храни вас Великий Род!
Галоп переходил в рысь. Из рыси в галоп. Потом лес стиснул тропу своими стволами, и она запетляла в густом подлеске. Пришлось сбавлять темп. Теперь кони шли шагом. Пересекли небольшой ручей. После него тропа стала шире, но запетляла еще сильней, а низкие ветви деревьев не давали ехать верхом.
– Власыч, а сколько раз тебя Мяга лечила?
– Три раза, – чуть помедлив, ответил Кубин. – В первый раз после битвы с булгарами, двадцать лет назад. Потом через год, после мелкой стычки с отрядом Мал Куты. Последний раз в день, когда Новый Город заложили. То есть Нижний Новгород. Завистник в спину нож воткнул. Я ведь у князя Юрия Всеволодовича в ближниках ходил. Каждый раз как труп к Мяге везли. Она меня на ноги ставила. Только не так быстро, как тебя. – Кубин усмехнулся. – Я помню, Мяга была очень красивая… ладная…
Я чуть улыбнулся, вспоминая терапию ведуний.
– Власыч, а ты все патроны истратил?
– Не, пачка есть еще.
– И к пистолету пачка…
Тропа стала шире и перестала петлять, мы поднялись в седла и пустили коней рысью. Въехали в небольшую березовую рощу. Раздался резкий птичий крик, и из-за стволов выступили отроки с луками. Мы остановились.
– Здравы будьте, бояре, – кивнул парень, выйдя к нам от кустов.
Кубин кивнул и улыбнулся:
– Молодцы!
Тронулись дальше, а отроки исчезли в орешнике. Тихо ушли, надо сказать, даже ветки не шелохнулись. Однако отметил несколько ошибок: например, двое отчетливо белели рубахами, а тот, что в ореховом кустарнике, смотрит, как сверлит. Чувствуешь такой взгляд.
– Наконец научились дозор, как надо, нести, – довольно произнес дед Матвей.
Я лишь усмехнулся в ответ – тут с ними еще долго работать надо.
Выехали на поле, на котором курились дымами множество костров. Мы подъехали к крайнему, у которого сидели ратники. Я узнал братьев Варнавиных – Михаила и Николая, Тимофея Садова, старшего полусотни китежского ополчения, еще двоих, имен которых я не помнил. Они медленно поднялись и удивленно уставились на меня. Общее изумление выразил Садов:
– Чудны дела твои, Господи! Ты ли это, Владимир Иванович? Живой и здоровый?
Я присел к костру.
– Живой, живой. Садитесь, бояре. А что вы с войском не ушли?
Садов кивнул на собирающихся вокруг отроков:
