– Как же так? – Кубин пристально меня рассматривал. – День назад ты еще полумертвым лежал, а теперь… это чудо!
Я помотал головой.
– Сам в очудении, честно говоря. Думал, минимум пару недель уже валяюсь. Спасибо Бабе Мяге, чуть ли не с того света меня вытащила.
– Не меня надо благодарить, – послышался голос старушки, – а Ладу, мою названую внучку, это она тебя лечила, а я так, помогала мал-мала. И тело у тебя, боярин, здоровое и крепкое.
Потом выглянула из-за угла избы и улыбнулась Кубину:
– Здрав будь, Матвей свет Власович.
– И тебе долгие лета, ведунья.
Я посмотрел в глаза Кубину и тихо спросил:
– Власыч, кто еще выжил?
– Мало ратников осталось из наших трех сотен, – вздохнул дед Матвей. – Десятка не наберется, и то все раненые. Только братья Варнавины без единой царапины. Да отроки все уцелели.
– А Демьян?
Кубин чуть улыбнулся:
– Этот молодец жив и здоров. Все рвался сюда. Только я его урезонил: стал над отроками – командуй ими. Пойдем, я подробней тебе расскажу.
Я наклонился ближе к Кубину и прошептал:
– Как получилось, что ты, крещеный, меня, тоже крещеного, к язычнице привез? А Власыч?
Кубин открыл рот, чтоб ответить, но у Мяги, наверное, был чуткий слух, и она, что-то мешая в бурлящем котелке, сказала громко:
– А его ко мне тоже язвленым привозили. Много раз на ноги его поднимала. Вот и привез тебя ко мне. Вы подождите, бояре, скоро снедать будем.
Мяга окрикнула проходящую мимо девушку, несущую белье:
– Ладушка, как с бельем управишься, подходи, поможешь.
Потом повернулась к нам, посмотрела на меня и сказала:
– Послушай, боярин, что я тебе скажу. Все мы от одного Создателя. Только сам люд разный. И вера у каждого разная. Но не в этом главное. Главное, какая она, эта вера. Чистая ли? И сколько ее? Что есть человек? Сосуд. Что в него влито, то и будет. – Мяга помешала варево, подчерпнула немного и, подув, попробовала. – Только по-разному в нем все варится. Но одной веры мало. Вера без любви слаба. Мой совет тебе, боярин: делай все с любовью. Даже с врагом сражайся с любовью. Не давай заменить в себе любовь на ненависть. Ненависть разрушает. Любовь созидает. Пусть будет ярость, но никак не ненависть. Помни об этом.
И, улыбнувшись, добавила:
– А переоделся бы ты, боярин. В исподнем не след трапезничать.
Эк, как она меня. А и правда, одежа неподходящая.
– А где мои вещи?
– У меня… – Кубин вскочил и побежал к коню. Вернулся, неся сумы.
– То, что на тебе было, только на тряпки и годится. Я в сумы глянул, тут есть что надеть. Кстати, бронь твою вычистили и починили. Она тоже тут.
Когда я переоделся и вышел из дома, стол еще не был собран, и мы пошли к реке.
– Ну, давай говори, – потребовал я. – Какие еще есть новости?
Кубин чуть замялся и, смотря под ноги, сказал:
– Новости не очень хорошие. Честно говоря, даже и не знаю, что сказать.
– Говори как есть. Как я понял, план удался, и монголов зажали с двух сторон.
Кубин кашлянул:
– Не совсем.
– Как так?
По-прежнему смотря себе под ноги, дед Матвей начал рассказывать:
– В общем, остатки тех двух тысяч, которые, как мы полагали, просто идут впереди, большой полк добил. Но! Тут чертовщина какая-то. Бояре говорят, что эти поганые – единственные, что встретились. Больше не было.
– Не может того быть. А куда могли деться остальные? Не сквозь землю ведь провалились? Слушай, а может, они ушли какой-нибудь тропой?
Кубин помотал головой:
– Там нет троп, чтобы такое войско могло незаметно уйти и следов не оставить.
Мы остановились на берегу. Я смотрел на темную воду и думал. Блин, куда могло подеваться столько войска?
