«Бенедиктин» – глядишь, она из-за этого снова раскапризничается.
«Если доживет», – непроизвольно подумал он и сказал таксисту:
– Можно еще быстрее?
Пчелка жила на окраине Москвы, в роскошной двухэтажной вилле в престижном дачном поселке. В действительности эта вилла была борделем для самых высокопоставленных клиентов. Дорога, которая обычно занимала не менее полутора часов, при такой езде не отняла и сорока минут. Однако чем ближе была ее вилла, тем отчетливее Юрий чувствовал недоброе.
Без звонка они с Катей вошли в дом. Входная дверь виллы была почему-то не заперта, что не на шутку настораживало. И охранники не встречали на пороге. «Не успел…» – обреченно подумал Васильцев, быстро проходя через просторный холл.
Со второго этажа раздавались звуки ругани и увесистых шлепков. Они бросились туда и застали сцену, которая при других обстоятельствах могла бы показаться даже забавной. В гостиной стояли навытяжку два мордоворота-охранника, а сухонькая старушка, восьмидесятилетняя мать Пчелки, изо всех сил лупцевала их по откормленным щекам и, захлебываясь слезами, приговаривала:
– Не уберегли!.. Крошку мою не уберегли!.. Красавицу мою!.. Мало вам платили, гады?.. Мало себе рожи отъели, засранцы, на ее харчах?.. А вы не уберегли, не уберегли, говнюки!.. – При каждом слове она отвешивала по хорошей пощечине. Пощечины следовали с такой частотой и звучали так хлестко, что казалось, здесь полощут белье.
Когда старушка немного выдохлась и на миг перестала их лупцевать, один из охранников, с белыми, как у альбиноса, волосами, проныл жалостно:
– Так ить у самой двери стояли, не отходя, вот ей-ей…
– А из комнаты она ж сама нас выгнала, – вставил другой, чернявый. – И на засов заперлась… Кто ж знал?..
Старушенция после этих его слов обрела новые силы и стала хлестать по их бульдожьим рожам с удвоенной частотой.
– Кто знал?.. Кто знал?.. Вам за что, дармоедам, деньги плотят? Чтоб знать?.. Вам плотят – чтоб охранять!.. А вы – не уберегли!.. Перерезать вас, как боровов!..
Все было Васильцеву ясно: Пчелки уже нет в живых. Оставалось лишь узнать, как это было проделано. Подойдя сзади, он спросил:
– Где она?
Старушенция обернулась и при виде Васильцева, разрыдавшись, повисла у него на шее, запричитала:
– Убили крошку мою, красавицу мою!.. Звери!.. А эти дармоеды… Не уберегли… Говнюки эти!..
Она было собралась возобновить мордобой, но Васильцев придержал ее и гаркнул на охранников:
– Почему входная дверь открыта?!
– Так это ж – потом, – проговорил белобрысый.
– Потом открыли – когда искать выбежали, – подтвердил чернявый. – Ну, того, кто убил…
Блондин добавил:
– Во дворе никаких следов…
– Следов им нет! Следопыты …ные!.. – основательно отвесив ему, вставила старуха.
Юрий поспешил упредить новую серию оплеух – не столько было жалко этих охранников, сколько времени.
– Где она? – спросил он.
– Там… – Старушенция повела его в коридор, выходивший из гостиной.
Охранники с лицами, ставшими от побоев совершенно красными, вжав головы в плечи, уныло побрели следом.
Сразу же в коридоре Васильцев увидел, что дверь в одну из комнат выломана и болтается на одной петле. Под дверью валялся выбитый из гнезд засов.
– Вот здесь… – буркнул чернявый.
– Главное – никаких же звуков не было… – жалобно добавил белобрысый. – Видите, изнутри на засов было заперто. А мы вот тут стояли… Она, как вам позвонила, так сразу нас с Вальком выгнала и заперлась там…
Значит, Пчелка все-таки вняла его, Васильцева, совету и приняла какие-то меры предосторожности.
Юрий вошел в просторную, хорошо обставленную в стиле ампир спальню и там увидел…
Пчелка лежала на полу. Один глаз она прикрывала рукой. А между пальцев у нее торчала вязальная спица, примерно такая же, как та, которой немного ранее убили Головчухина.
Никаких следов борьбы Васильцев в комнате не узрел. Смерть явно произошла практически мгновенно, Пчелка лишь успела напоследок дернуть руку к этой спице.
Васильцев огляделся. Оба окна оказались заперты. И дверь, по словам этих оболтусов-охранников, была заложена засовом. Пчелка находилась в закрытой комнате и, судя по разложенным на столе перед трюмо картам, в ожидании его, Юрия, спокойно себе раскладывала солитер на неведомого знойного брюнета.
