палач? – подумал Юрий. – Мальчишка и есть!»
– Убью!.. – мычал он. – Я все слышал… Ты – меня… Я для тебя был… – Он рванулся изо всех сил, но безуспешно.
– Да, – призналась девушка, – я тут наговорила всякого, но ты не верь, мальчик, не верь…
– Я тебе не мальчик!
– Хорошо, пускай не мальчик. Но все равно не верь. Ты – мужчина! Вон как ты пытался спасти меня от тех упырей, – кто бы еще так смог? И смерти не побоялся, а ведь знал, что она будет лютая. Нет, ты настоящий мужчина. А мы, женщины, мы иногда бываем такими…
– Суками! – вырвалось у Викентия.
– Ну ладно, считай так. Думаешь, я сама о себе лучше думаю?.. Но поверь, иногда я была убеждена, что я тебя действительно… – Она примолкла, не решаясь произнести это самое нужное сейчас слово.
– Ты меня – что? – уже не плача, спросил Викентий, жадно глядя ей в глаза: вдруг да и дождется слова этого.
Но она лишь щелкнула его по носу:
– А вот это – если ты мужчина – догадайся сам. Только мальчишки задают такие вопросы, а мужчины сами должны угадывать.
– Но я же слышал! Катя говорила – ты просто использовала меня! И ты тоже говорила…
Ульяна сказала назидательно:
– А надо никого не слушать, надо – самому. Любовь такая штука, что человек должен сам пройти этот путь.
– Рer pedes apostolorum, – произнес парень непонятное латинское изречение. И сам же перевел: – Стопами апостолов, – но понятнее от этого оно не стало. Потом вздохнул: – Развяжи, что ли.
– А ты будешь вести себя как хороший маль… Молчу, молчу! Будешь хорошо себя вести? – Не дожидаясь ответа, Ульяна начала развязывать полотенце.
Викентий поднялся и, разминая затекшие руки, спросил тихо:
– Так ты говоришь, ты – меня… ты меня вправду…
– А вот спрашивать об этом все время – не мужское занятие, – буркнула она.
После паузы он проговорил:
– А если всяких гадов мочить, то я тебе помогу… Ты правильно сказала: главные гады – они там, наверху заседают. Но мы их с тобой…
– Ну конечно, конечно, миленький, – улыбнулась девушка и поцеловала его в щеку.
От этого «миленький» и от поцелуя Викентий совсем посветлел (нет, мальчишка, мальчишка!) и взглянул на Катю и Васильцева:
– А Тайный Суд будет?
Юрий не знал, что ответить. Еще недавно он был уверен, что пришел конец Тайному Суду, но теперь… Теперь он не знал, как оно выйдет на самом деле. Поэтому он сказал единственное, что мог сказать:
– Поглядим…
Народный комиссар госбезопасности сидел в наушниках в комнате спецпрослушки. Да, правильное решение – установить спецпрослушку в квартире этого подозрительного «инженера», на деле оказавшегося эвон кем! Значит, выжил-таки, мерзавец! И он, и баба его! Вот, однако, живучесть!
Но не это было страшно, с ними двоими он как-нибудь разберется. Невидимка – вот кто главная опасность теперь. Тоже, конечно, не выживет после сегодняшнего «бабах!» (для которого все уже на всякий случай было подготовлено, и тут нарком гордился своей прозорливостью), но когда весть о существовании «невидимок» дойдет до Кобы, тут такое может выйти, что не приведи господь!
Всю контору вычистят еще тщательнее, чем после Кольки Ежова.
Вот это и есть самое главное: так все зачистить, чтобы до Кобы не дошло ничего.
Напротив наркома сидел майор из отдела спецпрослушки (кандидат в покойники), тоже в наушниках, и слушал, вытаращив глаза. Ну, с этим майором не проблема…
Дослушав до слов: «А Тайный Суд будет?» – «Поглядим…» – нарком снял наушники: уши запотели.
Продолжать прослушку нарком более не желал: уже не имело смысла, он знал, в сущности, все. Теперь оставалось сделать этот «бабах», но только не допустить каких-нибудь ляпов, чтобы не получилось, как в прошлый раз, со взрывом «дугласа».
– Динамит заложили? – спросил он «кандидата».
– Так точно! Заложили!
– Сколько?
– Всю квартиру вынесет вчистую – так оно при взрывах газа и бывает.
– Не слишком ли?
