вот… Эх, была, не была, сорвется, то не сносить головы, а если все ж выгорит?
– Ну, так как? Собраться помогу, – пообещал встревоженный Иван, Тинкины игры не казались ему такими уж безобидными, любовь она конечно любовью, но все же…
Бернс.
– Никуда мы Ваня не поедем, здесь останемся, пока… во всяком случае до завтра.
– Валь, ты соображаешь, что делаешь?
– Вполне, – ничуть не сомневаясь, ответила Тина.
– Ну, я поехал, – запахнул дубленку Иван – Давиду что сказать?
– Скажи, жду его. Пусть приезжает.
Дряблов резко захлопнул дверь автомобиля, хлопок гулко отозвался в морозном воздухе, затарахтел мотор, и, выбивая из под колес блестящие на солнце снежные искры, машина выбралась на проселочную дорогу.
Глава двадцать шестая
– Кто это? – спросил Георгий строго, несмотря на то, что был гол и прикован.
Начинается, тоскливо подумала Тина, опять ревность проклятая, что ж она преследует ее! Чередой промелькнули Бернс, Павлов, и даже Давид с Иваном…
Настроение пропало, угасло, словно небо заволокло тучами, а на деле-то денек солнечный, яркий, морозный, вот бы на лыжах!
– Георгий, а ты на лыжах катаешься? – неожиданно спросила она, глядя в окно.
Солнце ярко бликовало на оконном стекле, ослепляло, пригревало.
– На лыжах? Что за вопрос? Ну, в школе катался, когда здесь еще учился, а в Лондоне… какие лыжи? Я в регби играл, причем хорошо. Зачем спрашивала про лыжи?
– Да так, вспомнилось… – вздохнула девушка, ей действительно вспомнилось детство, маленькие Тинкины валенки рядом с отцовскими сушатся на батарее.
– Иди сюда, вместе будем вспоминать, – он нетерпеливо барабанил пальцами по одеялу, ожидая девушку.
– Кофе сварю, – ей не хотелось в постель, сердце сжала необъяснимая тревога, может прав Ванечка, и надо бежать… а куда? Газовая горелка полыхнула синим пламенем, джезва стояла на конфорке кособоко и Тине пришлось придерживать ее кухонной варежкой. Спокойно, спокойно, вот приедет Давид и выправит ситуацию, а у нее сил нет думать, и надо еще Георгия ублажать. По правде сказать, Тине нравилось заниматься с ним любовью, он был нежен, горяч и еще… ее заводило то, что он был прикован наручником. 'Извращенка', – оборвала мысли Тина, кофе был готов, и она вернулась к своему любовнику.
– Тиночек, а чем ты занимаешься?
– В смысле? – она чуть не захлебнулась горячим кофе, откашлялась.
– Работаешь? Учишься?
– Хм… работаю.
– Где, кем?
– У Бернса, – Тина не смогла соврать, ведь кроме продюсерского центра, она толком ничего и не знала, – помощником, как и Давид.
Упоминание о 'бывшем женихе' раздосадовало Георгия, он помрачнел, сдвинул брови и, наконец, сказал:
– Ну и каково оно в порноиндустрии?
– Нормально, как и везде. Бизнес есть бизнес, – сейчас она повторяла слова Давида, и верила им.
Георгий поставил чашку на поднос и произнес почти грубо:
– Уволишься.
– С какой стати? – развеселилась, рассмеялась, высоко вскинув голову, так что стала видна тонкая венка на шее.
– С Давидом работать не будешь! – разгневанно воскликнул принц, и ударил кулаком по постели. Поднос подпрыгнул, чашки зазвенели, но удержались на плоскости не без помощи Тины. Она убрала поднос, сбросила тапочки и забралась под одеяло. Там было тепло, там был обнаженный мужчина, и Тина прижалась к нему, стараясь успокоить.
– Что это было сейчас? – игриво спросила она.
– Я никогда не позволю своей женщине работать… в таком…в такой клоаке!
Прогресс! Она уже его женщина! Еще бы пара денечков, размечталась Тина, но сердце чувствовало, что нет у нее и суток.
Не успел Дряблов доехать до города, а Давид уже стучал в дверь маленького домика дачного поселка. Тинка сначала не поняла, то ли Иван обманул ее, то ли Давид узнал о ее местонахождении раньше. Деваться некуда, открыла… и тут же получила пощечину! Давид и сам не ожидал, что удар будет таким сильным, Тина ударилась головой о стену, сползла на пол, подогнув колени. От неожиданности брызнули слезы, она заплакала, прикрывая голову руками от следующего удара.
Из комнаты донесся металлический лязг, Георгий пытался освободиться от оков, и громко кричал, обращаясь к невидимому противнику:
– Оставь ее, слышишь! Пусть только волосок упадет с ее головы, тебе не жить!
Убирайся!
Давид не обращая внимания на гневные выкрики, склонился к Тине, обнял и поцеловал в волосы.
– Тина, прости меня, – попросил он – ты сама виновата.
Он поднял ее с пола, вид у нее был жалкий, заревана, растрепана, почти не одета.
Когда она понуро вернулась в комнату, пленник дернулся на кровати, так, что жалобно скрипнула панцирная сетка.
– Давид! – выпалил Георгий.
– Что не ждали? – усмехнулся референт, оглядев убогую обстановку дачного домика и остановив брезгливый взгляд на измятых простынях – Вижу, помешал…
– Да уж… Незваных гостей здесь, как клопов в бомжатнике, – Георгий зло сверкнул глазами, и снова перевел взгляд на Тинку, щека у той становилась бордовой, припухла, надо бы льда.
– Ты я вижу знаток, но тут не лондонская ночлежка, – прозвучало грубо, затем велел Тине – Дай ключи от наручников.
Она открыла шифоньер и вытащила ключи, спрятанные под стопкой постельного белья.
Георгий, презрительно протянул закованную руку, но подошедший вплотную Давид с размаху ударил его в челюсть, отчего голова пленника нелепо дернулась, и носом внезапно хлынула кровь. Тинка вскрикнула, подскочила к Давиду, но тот спокойно разомкнул наручник, бросил на кровать мятые фрачные брюки Георгия, и приказал девушке:
– Собирай вещи, мы уезжаем.
Освободившийся пленник придерживал у лица окровавленную простынь, и ругался по-английски.
Тина торопливо застегнула рубашку, накинула джемпер. Вот так дела…
– А он? – осторожно спросила, поглаживая вспухшую щеку ладонью.
– Он меня не интересует.
– А как же… Что с ним будет? Это Бернс?
– Не угадала, лапушка, Бернс будет позже.
Одетый Георгий подошел к ним – простынь сменилась носовым платком, найденным в кармане пиджака – спросил:
– Где мои ботинки?
Тинка вздрогнула, поискала глазами, злосчастные ботинки словно прятались от нее, а она отчаянно боялась, что пока заглядывает под шкафы и кровать, мужчины схватятся друг с другом. Она боялась, что
