Они остановились у лодки, где сидели, суша весла, два матроса. Челленджер сунул руку в карман.
— И какова же стоимость проезда?
— Просим десять гиней — золотом, учитывая обстоятельства. Но для вас…
— Здесь пятнадцать гиней, — Челленджер вложил в руку капитана монеты.
Он обернулся к жене и встретил взгляд ее больших черных глаз.
— Джесси, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — ты отправишься с капитаном Блейком в Кале. Когда вы войдете в порт, он отвезет тебя к профессору Антуану Мариньи — мы вместе учились в университете и состоим во взаимно полезной научной переписке. Мариньи доставит тебя в Париж, к месье Жану де Кобьеру из Зоологического института. Если помнишь, мы как-то его принимали.
— Но Джордж, — вскричала она, — ты ведь не собираешься остаться?
— Не спорь со мной, Джесси, — ответил он. — Мое место здесь. Помимо прочего, я обязан выяснить судьбу ценного научного инструмента, который, в одну из тех редких минут нерадивости, что отнюдь не свойственны мне как ученому, я забыл взять с нами в дорогу. Я знаю, в чем состоит мой долг, и тебе это также следует знать. Ты не должна обо мне беспокоиться. Долг, о котором я говорю, есть долг, к исполнению которого я подготовлен и, бесспорно, чрезвычайно приспособлен.
Он вручил Блейку сверток с припасами и обнял миссис Челленджер.
— Итак, Джесси, — с улыбкой произнес он, — ступай на борт.
Проливая слезы, она покорно села в лодку. Он провожал лодку глазами, пока та не подошла к катеру капитана Блейка. Серый катер начал разводить пары. Челленджер продолжал молча стоять на берегу, пока катер не взял курс в открытое море. Тогда он повернулся и побрел по песку туда, где росла жесткая трава.
Худощавый человек, заложив руки в карманы, уныло глядел в сторону моря.
— Сэр, я видел, что вы вернулись, хотя могли уехать, — сказал он подошедшему Челленджеру. — Можно спросить, почему?
Челленджер посмотрел на говорившего. Тот был мускулист, с усталым, поросшим щетиной лицом; на нем была грязная армейская рубашка, бриджи и потертые сапоги.
— Вы забываетесь, мне кажется, — сказал Челленджер гулким басом, напоминавшим звук органных труб. — Тем не менее, я объясню вам, почему остался. Война будет идти здесь, и я собираюсь в ней участвовать. Думаю, этого достаточно.
Профессор собрался было уходить, но тут его собеседник поспешно затараторил, глотая слова.
— Война, сэр? Участвовать в войне? Мы не можем сражаться с ними, мы разбиты!
Челленджер воинственно вздернул бороду.
— Я был в Серрэе, — запинаясь, произнес незнакомец. — Нас разбили!
— Похоже, вы приняли это как окончательный факт, — холодно произнес Челленджер. — Помнится, один капитан флота, некий Джон Пол Джонс, сказал в подобной критической ситуации, что только начал сражаться[20]. Ваши речи и поведение, молодой человек, делают весьма мало чести форме, которую вы изволите носить.
Он выпятил грудь с самым решительным видом.
— Позволю себе сообщить вам, что вы беседуете с профессором Джорджем Эдуардом Челленджером.
Но на испуганного солдата это имя, казалось, не произвело никакого впечатления.
— Меня зовут Тоуэй, сэр, Люк Тоуэй, — в свою очередь сказал он. — Я служу — служил — в восьмом гусарском. Видел бой в воскресенье. Наша артиллерия успела подбить одного… только одного из них, снаряд угодил прямо в уродливый колпак, а потом они уничтожили всю батарею тепловым лучом. Я добрался до Лондона, сюда подвезли на телеге. Денег нет никаких, ни шиллинга, на корабль не сесть… Что же со всеми нами будет, — он умоляюще вытянул руки. — Марсиане убьют нас всех, всех мужчин, женщин и детей!
— Не всех, могу вас заверить. Мне удалось кое-что разузнать об их планах в отношении человечества. А теперь, Тоуэй, желаю вам самого удачного дня.
Он зашагал к скалистому холму, который они с миссис Челленджер проезжали утром. Тоуэй поспешил за ним.
— Сэр — говорите, вы профессор — у вас есть план? Вы же думали обо всем этом, верно? Скажите мне, что вы думаете?
— К вящему сожалению, мышление является процессом, совершенно незнакомым большей части человечества, — оборвал его Челленджер. — Мышление требует осознания явлений, понимания путей развития событий и их последствий и трезвого определения способа действий. Я нахожусь в стадии размышлений и был бы благодарен, если бы вы не прерывали мои мыслительные процессы.
Челленджер стал взбираться на холм. С одной стороны холма, прижимаясь к скале, шла крутая, но хорошо утоптанная дорожка. Он уверенно пошел по ней и добрался до вершины. Каменный домик среди деревьев был стар, однако отличался превосходной постройкой и, очевидно, использовался как загородный коттедж. Челленджер толкнул дверь, но так оказалась заперта.
— В таком случае, окно, — пробормотал он себе под нос. Фасадное окно со скользящей рамой также оказалось закрытым.
