короткое замыкание. Впору обратиться к технику человеческих душ, о чем руководитель всеобщего механизма не подозревал. Он же обратился к техникам часов – часовым мастерам. Они починили непокорное, круглое, металлическое время устройства, стрелки вновь зашагали, бодро и уверенно, к конечной цели, а именно к бесконечному повиновению человеческого воображения, что выдумало их. Странным и непоправимым оказалось то, что шестеренка, выточенная Паяцем, попала в часы к Тиктаку.
Память Тиктака отставала от установленного им же времени, хотя он догадался о постигшей его неприятности. Ну кто еще мог ставить ему палки в механические колеса? Конечно же, он. Оболтус, раздолбай, трепач и шутник, Паяц собственной дурацкой персоной!
– Подать его сюда! – крикнул взбешеный Тиктак.
Паяца застали ничего не понимающим за станком, скрутили и привели пред хладные ясные очи временного начальства.
– Ты?! – вскричал Тиктак еще громче.
– Я, – честно, по форме ответил Паяц. И затем уточнил: – А что я?
– Ты сломал меня!
– Позвольте, но каким образом?
– Не знаю! Это ты мне должен ответить. Копался в моих часах?
Паяц неподдельно испугался.
– Как я мог! Да и неоткуда мне было их взять.
– Ты, я знаю, это ты!..
– Хм-м. Разрешите, я взгляну на ваши часы.
– Еще чего! – взбеленился Тиктак.
– Да не бойтесь, – успокоил Паяц, а точнее, бывший Паяц – ныне же просто Эверетт Марм. – Я лишь взгляну. Может, что-нибудь увижу, смогу чем- нибудь помочь.
Тиктак запыхтел от натуги и ненависти, но все же протянул непокорный механизм послушному Паяцу.
Марм осмотрел часы, перевернул, постучал по ним, и с другой стороны тоже. Открыл крышку, заглянул внутрь, потрогал-покрутил шестеренки.
– Вот эта заела, – наконец озвучил он результат осмотра.
– Что! Шестеренка?!
– Да, вот эта крохотная.
Марм поддел пальцем виновника Тиктаковых несчастий и передал ему.
Тиктак выдул воздух из легких, успокоился и поинтересовался почти без нервов:
– Теперь все будет хорошо, в смысле, правильно?
– Конечно. А разве может быть иначе? – ответствовал Эверетт С. Марм. И улыбнулся.
Тиктак был не в силах смотреть на эту улыбку: ни на поддельную, ни на подлинную – ни на какую. Его жизнь вскрыли и перекроили, к тому же случайно, а он и не подозревал о том.
– Ладно, иди, – подобрев, насколько умел, бросил Тиктак.
Паяц уже было повернулся, чтобы удалиться, как вдруг произнес:
– Кстати, к вам в часы угодила смастеренная мной деталь. Страннейшая штука, должен вам сказать, – я о том, что все мои детали сделаны верно, по схеме, так, как того требуете от нас вы. Неужели вы сами внесли ненужные изменения в шестеренку? Или не подозревали и я раскрыл вам глаза?
Паяц, или Марм, или черт его знает кто говорил честно, без насмешек и подтекстов, но Тиктак, приведенный в ярость проблемами, что на протяжении долгого времени чинил ему этот олух, отреагировал отнюдь не адекватно заведенным порядкам: разорался. Ему, однако, простительно, не правда ли?
– Да ты, говнюк, смеешь подшучивать надо мной?! После всего! Да я!.. Тебя!.. Сейчас!..
Он, разумеется, выполнил угрозу, как и предписано. И – он же Тиктак. Смущенного Марма-Паяца схватили и во второй раз отвели на Зону.
Лишне упоминать, что это ничего не изменило, потому что он уже был изменен. Тут следует понимать: это ничего не изменило в ту сторону, а про обратную сбитый с толку-времени Тиктак не подумал. Страшное дело: не подумал! Не воспользовался логикой, разумом, последовательностью!..
«Все этот мать его Паяц клятый Паяц чтоб ему гореть в аду Паяцу чтоб его жизнь превратилась в сцену театр карнавал мать его перемать ржавый прержавый карнавал так его и растак чтоб он кровавыми бабочками плевался чтоб его чтоб он гад ползучий чтоб чтоб чтоб…»
И так далее, и в том же духе, и практически до нескончания.
Тиктак бесился, Паяц лечился, Время шло.
Но график, распорядок: Время приказало отпустить Паяца, и его отпустили. К тому моменту нервы у Тиктака начали сдавать конкретно. А стоило ему догадаться, кто в том виноват, служитель и вершитель упорядоченности обезумел окончательно.
Он помешался на «клятом Паяце».
Тогда как Паяца-то в природе уже не было.
