даже.
С чего бы это.
Первым делом это волновало Севера. Три дня назад он получил от американца диск и несколько распечаток. Флешку достать не удалось, но доказов теперь хватало и без нее. Несколько разговоров по сотовому и по спутнику, перехваченных системой Эшелон, и распечатки банковских счетов неопровержимо свидетельствовали: Мирзо ссучился. Он платит ваххабитам, злейшим врагам общины, и потому вором быть не может.
Все, точка.
Конверт с информацией жег бедро. Север ощущал себя примерно так, как в пятнадцать – он тогда выходил на ринг на первенстве города среди юниоров. Соперник был на год старше и тяжелее, у него была устрашающая репутация. Но это его не остановило.
Интересно, чего задумал Мирза?
Единственным вором, в отношении которого у него не было вопросов, был Сашко Грог. Второй из пяти… теперь уже из пяти – вор славянской масти. Он не русский, украинец по национальности, но украинцы все по славянской масти. Здесь он больше промышлял по части угонов транспорта, но одновременно с этим и торговал машинами, мог притащить хоть что – хоть «Бентли», хоть этот новый «Кадиллак», на котором он сам ездил, похожий на крейсер своими рублеными обводами. Сашко должен быть за него хотя бы потому, что у него с Мирзой серьезные контры. Началось все с одной… ну, не важно, в общем. Важно то, что, если Мирза станет смотрящим, Сашку не жить. И он это знает.
Вошел Тарик…
Он был одет в черную рубашку, не сходившуюся у него на груди, в распахнутом вороте была видна массивная золотая цепь с крестом. Никаких других украшений у него не было. Глянув на Тарика, Север, не видевший его восемь лет, удивился, насколько он постарел и растолстел. Волосы были совсем седыми. Говорили, что у него была не только астма, но и диабет и что он в любой момент может преставиться. Только говорили это еще тогда… в далекие времена.
В общем – дело мутное. Если бы не то, что было у него в кармане…
– Честным бродягам привет… – присаживаясь, произнес Тарик.
Все по очереди поздоровались. Главное, чтобы голос не дрогнул.
– Помянем честных воров Ташкента и Бабая, как положено по закону.
«Быки» обнесли их всех водкой, наливая ровно по одному стакану. Это был единственный возможный случай, когда на сходе употребляли алкоголь.
Выпили. Краем глаза Север заметил, как екнул кадык на горле Мирзы… а все-таки он боится. Хоть и веселый такой. Все-таки закинулся чем-то, наверное…
– Вижу я… – сказал Тарик, – что вы как честные бродяги держите свой кусок и свою землю, не уехали, не ссучились, как некоторые. Это хорошо… вот только я смотрю, порядка в городе нет. Беспредел какой-то… сюда ехал, вижу – две машины горят. Стекла везде побиты. Какому бакланью вы волю дали?
Вопрос был обращен ко всем и конкретно ни к кому. Тот, кто взялся бы на него отвечать, мог и взлететь как на крыльях, и рухнуть в бездну.
– Порядка в городе нет, Тарик, это ты прав, – медленно, взвешивая каждое слово, сказал Север, – пока был жив Ташкент, он город в кулаке держал. Теперь нет Ташкента – и распоясалось всякое шакалье…
– Ташкент на том свете, – сурово сказал Тарик. – С него спроса нет. Он вором жил, вором и помер. Спрос теперь с вас. Воры город держат и за него отвечают. Либо у вас тут ход дан людскому, либо беспределу.
Обвинение в беспределе было очень серьезным.
– Людскому ход дан, – сумрачно сказал Север. – Только иные люди к зверью больше жмутся. О законе забыли.
Говоря это, он глядел прямо на Мирзу.
– Закон есть закон. Если вор не держит зону, он и не вор вовсе. Так, полуцвет.
– Беспредела много, тут ты прав, Тарик-джан, – довольно фамильярно высказался Рафаэл, еще один армянин, – но бакланье есть бакланье. Мы его быстро к делу приставим. Будут под ворами жить – если жить хотят. А по серьезу у нас нормально все.
Мирза сидел уставившись в стол. Нет, он точно чем-то закинулся.
Тарик оглядел людей вокруг стола.
– Вы сказали. Спрос будет с каждого из вас. Теперь – ради чего мы здесь собрались. Ташкент, царствие ему небесное, за регионом хорошо смотрел. Но Ташкент теперь мертв, и согласно нашему закону мы должны выбрать нового смотрящего, дабы место не пустовало и людская жизнь не останавливалась. Кто сказать хочет?
Молчание.
– А чего, братья бродяги… – вдруг сказал Сашко Грог, – все мы друг другу не чужие, здесь давно кормимся. Все знают, у кого с кем контры, вдаваться не буду. Но закон есть закон. Если по закону, то самый справедливый из нас – Мирза.
Север сидел молча, но в душе бушевала настоящая буря. Грог перекинулся! Вот же с… Так вот почему этот… лыбится.
