— Слушай, если вы перестанете захватывать астронавтов и будете их попросту нанимать, тогда я могу вас снабжать анти-аллергенами и лекарствами — за вполне умеренные комиссионные.
— Кончайте болтовню. Сейчас мы пристыкуемся к вашему кораблю и произведем высадку. Захваченный персонал будет подвергнут импульсной нервной активации — пропорционально оказанному сопротивлению.
Лицо Рентарика исчезло с экрана.
Торрес облизнул серые пересохшие губы. Он прибавил увеличение, теперь на экране появилось четкое изображение борфудианского фрегата. Темный, по-акульи узкий, он имел тоннаж раза в два меньше, чем у грозного транспортника, что с лихвой возмещалось вырисовывающимися на фоне далеких звезд орудийными башнями. Описав изящную кривую, зловещий корабль с привычной легкостью уравнял свою гиперскорость с гиперскоростью жертвы и летел теперь параллельным с ней курсом на расстоянии нескольких километров.
Из интеркома раздался оглушительный визг. Взглянув на экран, ван Рейн увидел Доркас. Так и не пристегнувшаяся к кровати девица истерически металась по каюте. Да ведь так она перебьет все оставшиеся бутылки, а до Антареса еще целых одиннадцать дней!
На какую-то долю секунды корабль охватила резкая, до костей пронизывающая дрожь: «Ганток» нащупал его тракторным лучом.
— Торрес,— сказал ван Рейн,— будь наготове, мальчик, а если со мной что случится — принимай командование. Да и так твоя помощь может пригодиться, если наша дичь поведет себя слишком уж дико. Петрович, Сейнчи, занимайтесь своими лучами и держите этих сучьих детей покрепче, что бы там ни случилось. Хоккей? Поехали!
«Ганток» подтягивался все ближе и ближе. Петрович врубил полную мощность. На какое-то мгновение из дуговых предохранителей ослепительно сверкнуло синее пламя, воздух наполнился грозовым запахом озона, содрогнулся от рева — и наступило равновесие, теперь работу немыслимых сил выдавало только низкое, глухое гудение.
А затем эти силы рванулись наружу, туго сжатые в прес-сорный луч, пятикратно превосходивший по мощности трактор борфудианцев. Ван Рейн услышал, как все ребра «Меркурия» застонали. Словно от удара невидимой кувалды, «Ганток» полетел, беспомощно кувыркаясь, прочь и быстро исчез из виду.
— Ха-ха-ха! — проревел ван Рейн.— Обидели мы этих ребят, испортили игру, верно? Ничего, настоящее веселье еще впереди!
И снова появился борфудианский фрегат; на этот раз он не стал церемониться, а сразу включил максимальную мощность пучка. Несмотря на прессор «Меркурия», корабли медленно, неотвратимо сближались. Негромко выругавшись, Сейнчи ударил прессором в полную силу.
Какое-то мгновение ван Рейну казалось, что его собственный корабль разломится пополам. Палуба под ногами вспучилась, откуда-то послышался леденящий душу скрежет рвущегося металла, но зато «Ганток» снова улетел прочь, словно получив мощный пинок под зад.
— Осторожнее! Не с такой дурацкой силой, дуболом ты несчастный! Пусти, я сам займусь лучами.— Руки ван Рейна заплясали над пультом.— Не забывай, мы хотим взять его себе на память.
Увеличив на мгновение тягу двигателей, старый торговец догнал противника; его левая рука управляла «Меркурием», а правая старалась нащупать нужный баланс тракторного и прес-сорного лучей. Мерный рокот силовой установки превратился в оглушительный вой, внутрикорабельное искусственное тяготение не могло больше побороть дикие ускорения, привязные ремни трещали, с трудом удерживая в кресле массивную тушу ван Рейна. Торрес, Петрович и Сейнчи словно стали деталями оборудования, придатками компьютерной системы, выполнявшей приказы толстых прокуренных пальцев.
Изображение борфудианца снова исчезло с экранов — это ван Рейн перевел «Меркурий» в другую фазу. При обычных обстоятельствах корабли должны были полностью утратить контакт, но сейчас их соединяли гравитационные силы, не обращавшие ни малейшего внимания на осцилляции между релятивистским и нерелятивистским квантовыми состояниями,— массы кораблей оставались неизменными. Однако появилось новое обстоятельство: теперь оружие фрегата стало фактически бесполезным, разве что его пилот сумеет угадать характер движения земного корабля. Чтобы избежать этого, ван Рейн запрограммировал случайные изменения частоты и фазы — в допустимых пределах. Если бы у вражеского пилота было достаточно времени, чтобы собрать побольше данных, провести стохастический анализ, а затем воспользоваться интуицией живого, хорошо тренированного мозга, он имел бы все-таки шанс сфазироваться с «Меркурием», потому что никакая «случайная» программа не может быть абсолютно случайной. Вот только ван Рейн не намеревался давать ему этого времени.
Как оказалось, борфудианцы и не помышляли о стрельбе: совершенно, видимо, перепуганные, они включили максимальную тягу двигателей и попытались оторваться. В ответ ван Рейн заставил силовые лучи пульсировать в противофазе, уравняв их амплитуды, и теперь корабли были соединены намертво. Громко расхохотавшись, он перевел свои сверхмощные двигатели на задний ход. Вздрогнув как от удара, «Ганток» замер, а затем послушно двинулся вслед за земным транспортником. И снова послышался чудовищный скрежет: корпус «Меркурия» еле выдерживал никакими инструкциями не предусмотренные напряжения. Жесткая связь грозила развалить корабль на куски, нужно было то ослаблять ее, то усиливать — и при этом постепенно сокращать расстояние до противника.
— Ха, мы водим его на леске, словно рыбку. Славный рыбарь, апостол Петр, не позволь ему сорваться с крючка!
Что-то громко — громко даже на фоне остального адского грохота — щелкнуло, и сразу же послышался свист ускользающего в межзвездный вакуум воздуха.
