Он вложил ей в руку конверт, перевязанный красной лентой.
– Что там, внутри? – Он никогда еще не дарил ей подарков.
– Открой и посмотри.
Она вытащила на свет маленькую голубую карточку.
– Бенефиций, нет!
– Только на тот случай, если что-то случится. Через три дня я отправляюсь в путешествие по случаю годовщины.
Это была его идея – отпраздновать пять лет брака на Луне, там, где вечность скрепила его клятву любить Куртуазу.
– Какой трогательный жест, любовь моя, – умилилась Джорджиана. – Но если что-то и вправду случится, возникнут вопросы, с какой это стати твоя психея оказалась у персиста жены.
– Это вовсе не моя психея.
Ее глаза расширились в полумраке.
– Куртуазы?
– Твоя.
Джорджиана утратила дар речи. Сказанное не имело смысла. Просто не могло иметь.
– Вернее, будет твоя, – уточнил он нервно. Ее молчание раздражало его. – Когда тебя на нее загрузят.
– Ты предлагаешь подарок, которым не вправе распоряжаться, – в конце концов, проговорила она.
– Только если меня поймают.
– Нет, – твердо сказала она и сунула карточку обратно ему. – Забери, Бенефиций. Я ее не хочу.
– Это совсем не больно, – промурлыкал он, гладя ее обнаженную руку.
– Не надо меня загружать на кусок пластмассы. Да и с какой, собственно, целью?
– У меня есть друг, он служит в Комитете по Исследованиям и Развитию. Они там работают над программой, которая позволит объединить содержимое двух психей. Ну, то есть не совсем объединить. Это, скорее, слияние. Психея-донор навсегда утратит сознание. Психея-реципиент сохраняет личность и все воспоминания, но вбирает в себя и память донора заодно.
– Ты хочешь… забрать меня себе?
– В каком-то смысле. Я не про сейчас говорю. Это… просто на всякий случай. Когда придет время…
– Ты хочешь сделать меня бессмертной, – глаза ее сияли изумлением и любовью, – навеки спрятав в себе…
– Помнишь, я говорил тебе, что хочу знать все?
Она обвила ему шею руками и крепко поцеловала, потом еще раз и еще, прижимаясь всем своим мягким теплым телом к нему, и, Бенефиций мог поклясться, в хижине запахло пышками.
Тем вечером они с Куртуазой ужинали на Олимпе, который никто не называл Олимпом. Вместо этого говорили: «Встречаемся сегодня на Крыше Мира». Ресторан плавал в тысяче футах над городом, окутанный квантовым покровом антигравитации. Внизу расстилалась впечатляющая панорама закатной метрополии. Здесь Семейства пировали, подобно богам, вдали от жалких земных забот. Единственное, чего, пожалуй, не хватало, так это амброзии, хотя Олимп успешно компенсировал это двенадцатью переменами блюд, винной картой, не знающей себе равных в Западном полушарии, и массажем после еды.
– За пять замечательных лет, – поднял бокал Бенефиций.
– Нет, за постоянство, – возразила Куртуаза.
За постоянство? Это точно игра слов или…
– Это подразумевает, что у меня был выбор, любить ли тебя. На самом деле я не смог бы перестать, даже если бы захотел.
– Тогда зачем же ты?.. – Она поставила бокал, не отпив.
– Зачем – что?
– Что для нас пять лет, Бенефиций? Что – пять сотен? Или пять тысяч? День. Час. Мгновение ока. Погляди вокруг. Все, что ты видишь в этом зале, все, что видно за его пределами, докуда хватает взгляда, – все это исчезнет рано или поздно. Но мы с тобой останемся.
– Да, – согласился он. – Мы останемся.
– Зачем тогда вообще праздновать годовщины и дни рожденья? Зачем отмечать какие-то вехи, когда времени больше не существует?
– Дело не во времени. Дело в…
– Все дело во времени, – перебила она. – Времени у нас столько, что оно больше не имеет цены. Некогда оно было самой ценной вещью на свете, теперь, – лишь прах. Мы взяли алмаз и зарыли в компостную кучу.
– Моя дорогая, ты прекрасно знаешь, куда заводят подобные мысли. Вспомни, чему нас учили в школе: лови момент! Не думай слишком много о будущем. Не пытайся представить, как оно все будет тысячу или десять тысяч лет спустя. Представь
