Сборщик душ

сделать меня совершенной, подарив вечную жизнь, но, друг мой, неужели ты так и не понял, что это твоя любовь подарила мне бессмертие? Что это она превратила меня в совершенство? И только то, что я в один прекрасный день умру, делало меня такой драгоценной для тебя? Теперь я умерла, и твоя любовь вернется к тебе. Она сохранит тебя до конца времен, когда кончится бесконечность и умрет последняя звезда.

И Бенефиций уронил в бездну свой ответ. В бездну, где ему предстоит лежать неуслышанным еще одну вечность:

«Скажи мне, что все небессмысленно. Скажи, что все хорошо…»

Примечание автора

Блестящий и эксцентричный (читай «чокнутый») ученый, у которого непременно есть физически-альтернативный ассистент, мечтает поиграть в бога. Последствия, как водится, ужасны. «Франкенштейн»? Нет, «Родимое пятно» Натаниэля Готорна, опубликованное через двадцать лет после готического шедевра Мэри Шелли.

«Родимое пятно» – не самый известный его рассказ и, пожалуй, даже не из лучших. Но мне он всегда нравился, несмотря на вопиюще старомодный мелодраматический сюжет и наивный (по меркам нашего XXI века) страх перед прогрессом (читай «перед наукой»). Но как произведение в жанре художественной фантастики, как иллюстрация характерной для XIX века очарованности научными достижениями и ужаса перед ними, как трагическая любовная линия – он очарователен. Главный персонаж, хрестоматийный сумасшедший ученый, ослеплен, в отличие от многих других трагических фигур европейской литературы, не амбициями или гордыней, а любовью. И дамокловым мечом для него оказывается не наука и не прогресс.

В наши дни мы совсем по-другому смотрим на ученых, но страх перед вырвавшимися на свободу технологиями никуда не делся. Возможно, сейчас он стал даже более вездесущим, чем во времена Готорна. Вот я и решил, что было бы забавно взять основополагающую тему «Родимого пятна», замешать ее на этом страхе и поместить в вероятное будущее – такое, где страх сможет реализоваться полностью. Потому что каждый из нас подозревает (да чего там, в глубине души каждый из нас совершенно уверен!), что это не ученые спятили, а сама наука.

Сирокко Маргарет Штоль

I. L’Incidente (Инцидент)

«Если бы они только нашли тело, – думал Тео, – всей этой пакости можно было бы избежать».

При всей своей непривлекательности труп представляет собой неоспоримый факт. А факты, особенно на съемочной площадке сугубо малобюджетного фильма ужасов вроде «Замка Отранто», встретишь нечасто – во всяком случае не чаще нагой истины. И найти их бывает труднее, чем собственный трейлер. Любопытно, что темой дня стало и то, и другое – особенно после того, как все завертелось.

Теперь, оглядываясь назад, Тео мог со всей ответственностью заявить, что утро инцидента начиналось совершенно обычно. Ничто, так сказать, не предвещало. По крайней мере, так он сказал polizia[5], когда его допрашивали в числе прочих участников съемочной бригады. Тео ничего не видел и даже поблизости не был, когда случилась трагедия. Между прочим, предыдущим вечером его вообще с позором отправили домой за то, что он не сумел вынуть и положить двадцать четыре литра бутафорской крови для сцены с отрубленной рукой, из-за чего всей команде пришлось рано свернуть съемку.

Вот позор-то!

Но это было прошлым вечером. А этим утром Тео невинно трудился над due cappuccino[6], заказанными одновременно и щедро присыпанными какао, и над крошащимся корнетто, начинка в котором могла встретиться только случайно. Заказ был подан наружу, на террасу с маленькими столиками перед «Джардиньери» (единственным в округе кафе с интернет-доступом), и там же съеден, в обжигающей утренней тишине. Кроме Тео на террасе сидела только одна старуха с руками старше нее самой и слоновьими лодыжками, толстенными, сухими, растрескавшимися, мощно попирающими пол под бесформенной черной юбкой. Она еще, помнится, кивнула Тео, но глазами встречаться не стала.

Долбаный сирокко. Вот что Тео тогда сказал, хотя, насколько он помнил, обращаться, кроме Женщины-Слона, было решительно не к кому. Он вообще ни разу ни с кем не завтракал (даже с отцом), с тех пор как приехал на натуру в этот маленький городишко на юго-востоке Италии. Из Северной Африки дул сирокко – горячий зубодробительный ветер, полный песка; он оборачивался вокруг Тео, как кулак, и уносил слова, стоило им слететь с губ. В пятидесяти ярдах плескалась Адриатика, но ни малейшей пользы от нее не было. Даже мелкие медузы, которые обычно лодырничали в сияющей синей воде, попрятались под скалы. Интерес ветра к Теодору Грею был унылый и неослабный, под стать многим другим вещам в его жизни.

Что еще?

Тео вспоминал все флэшбэками, ретроспективой. Его отец, Джером Грей, il regista Americano[7] , обожал так показывать сны главного героя.

Титр: место действия.

Мальчишка вбегает через арку Порта Терра, спотыкаясь на брусчатке проулка, ведущего в Старый город Отранто.

Титр: звуковой ряд.

Кричит на двух языках: итальянском – для посетителей лавчонок и английском – для americano.