отыскать загадочную Книгу Мертвых и попытаться вывести людей в безопасное место. Оба сошлись на том, что мутанты представляют меньшую угрозу, чем механизм саморазрушения Жуковки, запущенный Рамзесом.
– А я жалею, что он умер, – посетовал Юрий. – Сам бы пилил его на куски, пока этот гад не выложил бы мне все о пакостях, которые сотворил.
– Да. Разговор с Рамзесом, хоть пять минут, был бы сейчас очень кстати, – согласился Анатолий. – Но раз уж сделать этого мы не можем, будем пробиваться в Жуковку. Пора заняться делом. Кто пойдет на разведку?
– Я, кажется, знаю. Эй, Бронкс, поди сюда. Тебе как штрафнику предоставляется возможность искупить вину кровью. Поднимешься на холм и поглядишь, куда подевались наши дружки-гипносы. Сдается мне, они что-то замышляют.
– А может, дождаться, пока они сами проявятся?
– Наделал в штаны?
– Просто мне кажется, что так будет правильнее. Но… Если надо – значит, надо. Ты, Корнилов, главный, тебе виднее. – Бронкс натянул противогаз и вскинул автомат. – Ну, не поминайте лихом.
Корнилов вдруг рассмеялся.
– В таком наряде тебе не в разведку ходить, а в цирке, на пару с Кальманом, выступать. Гипносы могут от смеха умереть, когда тебя увидят. Сиди уж здесь, я сам…
Юрий наклонился к самому уху Толика и прошептал:
– Что-то он слишком услужлив. Не доверяю я ему.
– Как знаешь. Иди. Прикроем.
Корнилов выскользнул через приоткрытые ворота наружу. Постоял, убеждаясь в том, что гипносы не собираются нападать сразу, и обернулся.
– Поднимусь на холм и, если все нормально, подам знак.
Толик смотрел вслед уходящему другу и думал о том, насколько ответственными и самоотверженными могут быть люди даже в этом, съехавшем с катушек и переоценившем былые ценности, мире. Корнилов даже и мысли не мог допустить о том, чтобы просто уйти, вернуться в Метро и вспоминать Жуковку как одно из своих приключений. Он имел неосторожность назваться груздем и теперь без колебаний лез в кузов. Считал, что обязан спасти жителей Рублевской Империи, которых их беспощадный фараон приговорил к смерти.
Обвешанный оружием и подсумками с запасными рожками, Бронкс устроился рядом с Томским. Кальман появился через несколько минут и протянул Анатолию винтовку, отобранную гипносами.
– Вот, нашел. Решил, что тебе пригодится.
– Спасибо, Серега. «Крыс» – хорошее оружие. Интересно только, почему Хмельницкий не прихватил с собой свою любимую «компрессионку».
– До винтовки ли ему было? Твой дружок Корнилов свалился как снег на голову.
– Может быть, может быть…
– Он возвращается! – воскликнул Бронкс. – Наверное, что-то заметил… Видно высовываться нам пока рано.
– Тихо!
Томский никак не мог взять в толк, почему, появившись на вершине холма, Корнилов ведет себя так странно: «Не подал знака потому, что заметил что- то подозрительное? Тогда почему идет так беззаботно, словно прогуливается?»
Толику очень хотелось видеть лицо Юрия. Знать, что скрывается под серой резиной противогаза.
– Что там? – не выдержал Анатолий, когда Корнилов приблизился к бункеру. – Где гипносы?
– Все чисто, – ответил Юрий. – Все в порядке.
– Можно выходить?
– Ага. Можно. Нас там давно дожидаются…
– Где? Кто дожидается?!
Вместо ответа Корнилов сомкнул ладонь на стволе «Крыса», резким движением вырвал ее у Толика, а затем обрушил приклад на голову друга. Томский уткнулся лицом в бетон. Бронкс вскинул автомат, но Юрий в один прыжок оказался рядом, схватил «калаш» за ствол, отвел его в сторону и впечатал кулак в лицо толстяку. Пока Бронкс со стонами прижимал ладони к разбитому носу, Юрий занялся растерявшимся Кальманом.
– Ни с места. Брось автомат!
Телещагин выполнил приказ, пробормотав себе под нос какой-то маловразумительный протест. Корнилов подошел к воротам и ударом ноги распахнул одну створку настежь. Из травы один за другим поднимались голые, грязные существа с горящими глазами. Их оказалось не меньше трех десятков. Все они бросились к гаражу и со всех сторон обступили четверых мужчин.
Когда Корнилова, Томского, Кальмана и Бронкса выводили из бункера, за этой сценой с разных сторон наблюдали двое: один – в резиновом, испачканном кровью фартуке, и другой – однорукий – в черном, проклепанном стальными кругляшами комбинезоне и «берцах» с розовыми шнурками. Кожа лица второго – те ее части, что не были спрятаны под респиратором и солнцезащитными очками – была не просто бледной, а белой, как мел.
