– Исключено.
– Для Костоправа его бережешь?
– Разумеется, нет. Не говори глупостей, – и он снова указал подбородком на полынь. – Так как, поторгуемся?
– Что ты мне дашь?
– Если научишь меня заваривать полынь, дам унцию[7] корицы.
– Отлично, – она смела полынь в красную косынку в горошек.
– Пойдем в мою мастерскую, там все и покажешь, – сказал Симон.
В противоположной стене была тяжелая дубовая дверь, – Джинкс полагал, что она ведет в другую башню. Симон направился к ней, но остановился и обернулся.
– В южное крыло тебе вход воспрещен, Джинкс. Там мое жилье, тебе в него нельзя. Понятно?
Джинксу немедля страх как захотелось увидеть запретные покои.
– А почему? – спросил он.
– Потому что там хранятся опасные вещи и потому что я так сказал. А теперь – в постель. И не лежи без сна, беспокоясь насчет пряничного домика, – это неправда.
Симон шагнул за порог, придержав полуоткрытую дверь перед Дамой Гламмер. Джинкс осторожно сунулся вперед, ему не терпелось взглянуть на запретные комнаты. Он на миг увидел холодный каменный коридор, пляску темных теней в дрожащем факельном свете… А больше ничего разглядеть не успел, потому что Дама Гламмер подскочила к нему и сцапала за подбородок.
– Нет, ну совершенный сладенький бурундучок. Какая жалость, что ты попался чародею в лапы!
Пальцы ее сжали щеки Джинкса, и он мотнул головой, высвобождаясь.
– Неужели тебе не интересно, что он думает с тобой сделать?
– Он говорил, что я буду работать у него.
– Сказать тебе, зачем ты ему нужен на самом деле? – ведьма усмехнулась, но понять, дразнится она или нет, Джинкс не мог. Увы, мысли ее оставались невидимыми.
– Ну, скажи. – Он испытывал скорее любопытство, чем страх.
– Попроси, как воспитанный мальчик.
– Скажи мне, пожалуйста, – попросил Джинкс, сердито глядя ей в глаза.
– Маленькие мальчики больше годятся для заклинаний, чем для работы.
– Я никаких заклинаний не знаю.
– Маленькие мальчики полезны как
Вот тебе и на…
– Так идешь ты или нет? – Симон выглянул на кухню и тут же нахмурился. – Опять мальчишку стращаешь?
– О нет! Он очень, очень храбрый бурундучок.
Дама Гламмер усмехнулась и удалилась вместе со своей полынью в покои Симона.
Предостережение Дамы Гламмер сильно насторожило Джинкса. Однако проходили недели, а Симон так никакого зелья из него и не сварил, и Джинкс решил, что она все же пыталась его напугать.
К Симону то и дело заглядывали на огонек ведьмы. Джинксу не нравилось, как они хихикают, увидев его. Однако он очень внимательно слушал их разговоры – все больше о заклинаниях, чародействе, а время от времени и о Костоправе. Впрочем, о нем Джинкс ничего нового не узнал, все говорили одно и то же: Костоправ высасывает душу человека через соломинку, а косточки его складывает крест-накрест. У большинства ведьм вокруг голов вились цветные облачка – незримыми чувствами обладала одна лишь Дама Гламмер.
Появлялись у Симона и Странники, но эти в доме не останавливались, а разбивали свои шатры на прогалине, хотя в дом иногда заходили – в уборную. Прежде Джинкс Странников видел нечасто. Они в основном занимались куплей-продажей, а его прогалина была слишком бедна и не представляла для них интереса. Когда они по ночам рассаживались вкруг костра, Джинкс подбирался к ним поближе, но из тени не выходил. Он слушал их рассказы о других прогалинах, о Пути, о чудищах, с которыми они сталкивались (и от которых удирали). Говорили Странники на своем языке, однако Джинкс обнаружил, что понимает его, если внимательно слушает.
Работы было много. Джинкс мел и мыл полы. Доил коз, собирал снесенные курами яйца, притаскивал в дом дрова. Прогалину и бoльшую часть дома Симона он изучил, насколько смог. И теперь прикидывал, как бы ему взглянуть на запретные покои.
Что до собственной его комнаты, она Джинксу не нравилась. Слишком холодная, слишком на отшибе от всего остального. И потому он соорудил себе под кухонным столом, прямо на каменной лежанке, что-то вроде гнезда из одеял. Кошки разгуливали по нему каждую ночь. Зато в кухне пахло корицей и сидром, древесным дымком и едой.
