процента, но бери не в пакете, в бутылке, такой, с полосатым котом. И десяток яиц первого сорта, белых.
В магазине была очередь. И перед Никитой Викторовичем, естественно, оказалась бабулька со списком. Он маялся за согбенной спиной, оглядывал полки с товаром. Повезло мальчишке. Небывало повезло. Билет – единственный! – он знал на отлично. Этот лентяй и наглец поедет в Америку. Представитель спонсора чуть ли не расцеловал Юрку, а парень лыбился, кривлялся, подмигивал. И даже дополнительные вопросы, самые каверзные, которые только мог измыслить Победилов, не смутили его.
Хороший у вас ученик, сказал американец, можете гордиться собой. Высшая честь для педагога – когда ученик превосходит его.
Покупки не уместились в портфель, Никита Викторович сложил их в пакет, зонт не ухватить, но до дома недалеко. Пятиэтажка, в подъезде на ступеньках сидит крыса, здоровенный пасюк, щерится, уходит медленно – его территория. Путь на третий этаж долгий и трудный, у соседей кричат, каждое слово слышно: ты мою молодость загубил, ты мне всю жизнь испортила!
В маминой комнате бормотал телевизор. Бедненько, зато чистенько, говорила мама, Никита, ну что ты, зачем ремонт. Пыль, шум. И правда, зачем? Линолеум еще когда дом сдавали, положили. Прихожая тех же времен. Никита Викторович убрал ботинки в галошницу, тихо, чтобы не потревожить маму, прошел на кухню. Молоко и яйца – в холодильник, а рис нужно пересыпать в жестяную коробку с соответствующей надписью.
Неловко вскрыл пакет, он скользнул из рук.
Победилов попытался перехватить его, но рис уже сыпался. Не везет. Как всегда – не везет. Черти бы побрали…
С невнятно-бежевого пола смотрела на него рисовая Джоконда.
Владимир Венгловский
Геноморф
Старик, сидящий перед т-станцией, давно потерял счет дням. Кое-какой временной меткой служила трещина, появившаяся у основания стены после землетрясения. Трещина год за годом продвигалась всё выше, разветвляясь причудливыми узорами. В конце последней зимы она задела выбитый портрет-барельеф и уперлась в наклонную крышу, отколов кусок покрытия. В образовавшемся углублении ласточки свили гнездо.
«Жрать, жрать!» – требовательно пищали птенцы.
Четырехкрылые родители без устали сновали туда-сюда, откармливая ненасытное потомство.
Жизнь на Эспере продолжалась. Накопитель гудел, снабжая т-станцию энергией. Старик ждал.
В день, когда ожидание закончилось, с самого утра собирался дождь. Выглянувшая над лесом грозовая туча неумолимо наползала, намереваясь заполнить всё небо. Под ней, на границе света и тени, в ожидании дармовой энергии носилась стая грозовиков. Сверкнула молния. Грозовики с искрящимися крыльями бросились врассыпную. Двери т-станции открылись, на пороге появился человек в помятом водонепроницаемом костюме. На бледном лице с впалыми щеками красной линией выделялись тонкие губы. Прилизанные белые волосы торчали на затылке смешным хохолком, отчего человек походил на выпавшего из гнезда птенца. Мутные глаза подслеповато щурились – такой взгляд бывает у людей, долгое время проведших в криосне тюремных камер.
– Здравствуй, – сказал старик.
Беловолосый нахмурился.
– Вы кто? – спросил он и рефлекторно потер правой рукой левое запястье с красными следами от контактов «морозильника». – Что случилось с поселком?
Сквозь буйную поросль виднелись заброшенные дома. Вокруг неподвижно сидящего старика чернела пустая земля. Шар перекати-поля, шебурша семенами, подпрыгнул и замер у ног ждущего.
– Долгий срок, – улыбнулся старик. Слова давались ему с трудом. – Всё меняется. Но я тебя дождался, Создатель.
Взгляд старика был направлен сквозь беловолосого. Тот обернулся и отшатнулся от барельефа на стене. Портрет напоминал скорее детское творчество, чем работу мастера. Но глаза получились похоже. Они пристально смотрели на беловолосого, подсказывая, как он выглядел раньше.
Потому что это было его лицо.
– Кто последний – останется октопусом навсегда! – завопил Илька и рванул к скалистому берегу.
Загрубевшую кожу на пятках кололи острые камни. Высокая трава хлестала по ногам, и сотни кузнечиков разлетались в стороны зелеными лоскутками. Илька чувствовал, что его догоняют. Кто – Август или Марийка? Длинноногая девчонка не отставала от друзей во всех их безумных затеях. А то и превосходила.
Первой поднялась в гнездо горного орла. Илька запомнил, как она протягивала на ладонях толстого неуклюжего птенца. Птенец сердился и щипал ее за пальцы изогнутым клювом.
Первой оседлала дикого гриджампа. Илька и Густик только крякнули от досады, глядя, как Марийка, хохоча, пыталась удержаться на скользкой зеленой спине.
Но сейчас Илька успел раньше. Далеко внизу блеснула ярким солнцем морская вода. Илька сбросил на ходу красные шорты и, оттолкнувшись от нагретой скалы, взвился в воздух. Под ногами разверзлась бездна. Секунды полета, когда ты взмываешь ввысь, а потом ухаешь вниз, и ветер свистит в
