– Но, собственно говоря, я вызвал тебя не за этим. – Кормак взглянул в глаза травнику тем самым холодным неподвижным взглядом, который каждый раз вызывал у Ирвина приступы едва контролируемого ужаса. – Похоже, твоя старшая дочь связалась с опасными бунтовщиками. В связи с этим обстоятельством я больше не могу гарантировать ее полную безопасность. – Король схватил со стола пузатый позолоченный кубок, одним махом осушив его до дна. – Пойми меня правильно, Ирвин. Ты сам виноват в том, что Хлоя сбежала из дома, став невольной свидетельницей убийства Трая. Да, Дитра тебя подери, – король смял в могучем кулаке опустевший сосуд, – она все видела и все слышала! Все, до последнего слова! Мне глубоко наплевать на ваши внутрисемейные разборки, но кто просил тебя исповедоваться перед умирающим, описывая ему в мельчайших подробностях историю нашего знакомства? В результате твоя девчонка связалась с Дрофаном, по старческой глупости решившим, что совет пятнадцати может поверить в бредни малолетней гномы. Слава богам, что сперва этот кретин решил посоветоваться с Нориком. Сейчас мятежники уже схвачены и ожидают моего решения, сидя за решеткой. – Отбросив искореженную посудину, Убийца схватил Ирвина за ворот туники, приблизив к нему свое искаженное от гнева лицо. – Имей в виду, гаденыш, если еще хоть одна живая душа узнает о том, что я приложил руку к смерти своих родственников, ты лично познакомишься с только что вступившим в должность новым королевским палачом!
– Ваше величество, – слезы ручьями потекли по трясущимся щекам травника, – прошу, не спешите с выводами. Уверен, Хлоя является всего лишь марионеткой в руках мятежников. Молю вас, государь, сохраните жизнь моей глупой дочери. Ну подумайте сами, кто же поверит простой, ничего не смыслящей в дворцовых интригах девчонке, когда на другой чаше весов будут мои или ваши личные показания? Прикажите не убивать ее, всего лишь оградив от тлетворного влияния этого Дрофана. – Видя, что лицо короля приняло задумчивое выражение, Ирвин бросился на колени: – Государь, я ведь уже принадлежу вам и душой, и телом. Мои знания и умения всегда будут опорой по праву принадлежащего вам королевского трона. С моей помощью вы станете величайшим правителем Иберии из всех когда-либо надевавших корону гномов. Взамен я прошу всего лишь покоя и безопасности для членов моей семьи. Ваше величество, ради спасения Хлои я готов пойти на любые жертвы. Все что угодно. Только прикажите.
– Все что уго-о-одно? – протянул Кормак. – Что ж, этот вариант меня, пожалуй, устроит. Садись, Ирвин. Бери перо и бумагу. Надеюсь, именная печать, выданная гильдией травников, сейчас при тебе?
Получив утвердительный ответ, Кормак зловеще усмехнулся и стал медленно диктовать. Через несколько минут Ирвин покинул королевский шатер, слегка пошатываясь и рассеянно вытирая холодный пот, насквозь пропитавший длинную шелковую тунику.
Вечерело. Тяжелые северные облака грузно скользили по быстро темнеющему небу, угрожающе клубясь над не знающим усталости иберийским войском. Впервые со времен Хорфа Завоевателя, огнем и мечом раздвинувшего пределы некогда крохотного государства, армия гномов вторглась в соседние земли. Хорф был великим королем и единственным среди берсерков, кто мог контролировать себя во время приступов боевого безумия.
Вообще берсерки, или, как их еще называли в Иберии, дети Артаса, нередко встречались среди потомственных гномов. По преданиям, бог пламени временами лично вселялся в их бренные тела, даруя храбрецам необыкновенную силу, ловкость, живучесть и при этом напрочь отбивая всякий страх перед болью и даже смертью. Таких воинов уважали почти так же сильно, как и боялись. Ведь во время каждого приступа единственное, на что был способен берсерк, – это крушить все, до чего он мог дотянуться, совершенно не заботясь о последствиях. Друг ты или враг, один противник или целая тысяча – охваченному безумием гному было абсолютно все равно. Поэтому, когда молодой король вернулся из чертогов Ланы с меткой красного вепря, его родной дядя приказал уничтожить племянника, так как считал, что безумцу не место на священном троне. Однако Хорф не только вышел победителем из схватки с полусотней стражников, но и умудрился при этом не прикончить ни одного из них. В итоге Завоеватель прожил целых сто четырнадцать лет, успев за свою бурную жизнь объединить постоянно враждующие между собой кланы гномов, а затем стереть с лица земли соседние воинственные племена, обитающие на равнине между Красными и Соганийскими горами. Его потомки успешно закрепились на завоеванной территории, назвав вновь созданное королевство Иберией. С тех пор прошла не одна тысяча лет, однако ни одному из детей Артаса больше не удавалось сохранить в бою ясную голову и трезвый расчет. Постепенно о единственном в своем роде «здравомыслящем берсерке» все просто забыли, и только жрецы хранили полуистлевшие свитки, свидетельствующие о том, что понятия «разум» и «берсерк» могут составлять единое целое.
Один из таких свитков и попался на глаза Ирвину, когда он с личного разрешения самого Трая Огненного копался в храмовой библиотеке. Детальное описание тех далеких событий натолкнуло травника на мысль о создании вещества, способного сделать любого нормального гнома берсерком, не вызывая у него при этом никакого безумия. Тщательно перепробовав великое множество различных комбинаций, Кленовый постепенно смог подобрать то единственное сочетание стимуляторов, которое не вызывало у выпившего зелье абсолютно никаких побочных эффектов. Пытаясь внушить Кормаку мысль о своей незаменимости, Ирвин среди прочих достоинств продемонстрировал королю действие волшебного напитка, испытав его на одном из головорезов его величества.
По достоинству оценив открывшиеся перед ним перспективы, Кормак долгое время вел себя с травником подчеркнуто дружелюбно. Все это привело к тому, что забывший, с кем имеет дело, Ирвин был просто растоптан таким молниеносным переходом от мнимого благодушия к смертельным угрозам. Однако сейчас гном в полной мере ощутил все «прелести» своего выбора. Пригибаясь от резких порывов дующего ему навстречу ветра, травник брел, безуспешно пытаясь справиться с охватившим его душу отчаянием. Когда он наконец-то добрался до своей повозки, на землю упали первые тяжелые капли, быстро превратившиеся в один сплошной звенящий поток. Опустившись на холщовый, доверху наполненный сушеными травами мешок, гном спрятал осунувшееся от переживаний лицо у себя в ладонях и хрипло, мучительно застонал. Потом откинул со лба влажные пряди и принялся лихорадочно
