Вот уж кого он терпеть не мог, так это всякого рода изуверов и прочих хитро… мм… задых, примазавшихся к религии и паразитирующих на вере людской.
Правда, Сухов был человек ответственный, и трезвые добропорядочные мысли его тоже посетили.
О том, к примеру, что не стоило бы восстанавливать против себя град сей, связываясь со «святым».
Но всё же корсар победил в Олеге политика.
— Никогда не поверю, — сказал он, усмехаясь, — что Господь дивен в таком-то святом! И не дело паствы объявлять чью-либо святость, даже если некий пройдоха того добивается. Истинно святой человек скромен по доброй натуре своей и наверняка воспротивился бы столь лестной оценке собственных деяний. А вот вашему ван Хоорну по сердцу хвала пришлась, ибо гордыня правит мужем сим и тщеславие ненасытное! Так разве от Бога плевела сии злонравные, душу на погибель обрекающие?
Толпа проявила смятение, а ван Хоорн злобно воз-говорил, тыча в Сухова клюкой:
— Изыди! Изыди, отродье сатанинское!
— Принесите святой воды, — поморщился Олег, — и побрызгайте на этого кощуна! А то что-то серой пованивает.
Обведя толпу ледяным взглядом, он посмотрел на растерянного Верхюлста.
— Так мы договорились насчёт товаров? — спросил Сухов спокойно.
— Д-да, — выговорил Виллем, облизывая пересохшие губы. Было видно, что ему очень, как дети говорят, сильно-пресильно не хочется идти против ван Хоорна, но жадность победила страх.
— А мой дядя, если надо, примет ваше серебро, — решительно заявил Крейн.
— Прекрасно, — кивнул Олег и лишь теперь посмотрел на пару несчастных, топтавшихся на эшафоте. — Это самое… Можно узнать, в чём провинились молодые люди?
Лицо у Верхюлста снова стало несчастным.
— Они обвиняются в колдовстве… — неуверенно промямлил он.
— Вот как?
— Чушь всё это! — яростно воспротивился один из осуждённых, беловолосый и синеглазый, как хрестоматийный добрый молодец. Видимо, воспрял духом после перепалки ван Хоорна с де Монтиньи.
— А вот и не чушь! — заорали из толпы. — Из-за вас, бесов, моя корова сдохла!
— А мы-то тут при чём?! — возмутился другой приговорённый, с чёрными волосами, длинными и прямыми, как у индейца. — Нас с братом месяц не было в городе! Охотники мы, меха промышляли!
— Повесить их! — возопил ван Хоорн, краснея от ярости и колотя клюкой. — Немедленно!
«Стражи порядка» кинулись исполнять приказ «святого», но были остановлены резким голосом Сухова:
— Стоять! Нолан, Яр, Франсуа!
Повинуясь жесту капитана, Чантри, Быков и де Жюссак взлетели на эшафот, небрежно оттесняя палачей, и, разрезав путы на обоих «колдунах», свели тех вниз.
— Как ты смеешь вмешиваться в Божий суд? — взревел ван Хоорн, бледнея, отчего краснота пошла по лицу его пятнами.
— Заткнись, — посоветовал Олег и повернулся к братьям-охотникам: — Звать вас как, колдуны?
— Не колдуны мы… — забубнил блондин.
— Да это он колдун! — озлился брюнет, кивая на ван Хоорна. — Когда ему Марта отказала, он тут всех застращал, наговорил всякого, что и ведьма она, и то, и сё. А эти дурачки напугались и сожгли Марту!
— А мы ни сном ни духом! — с жаром сказал светлый и перекрестился. — И в Господа нашего Иисуса Христа верим, и никакой волшбой в жизни не занимались! Поклёп это!
— Это я виноват, — признался тёмный. — Проговорился, дурак, грозить стал этому упырю старому, что о его делишках тёмных расскажу. Ушли мы с братом в лес, да и забыли обо всём, а на днях вернулись — и нас сразу в колодки! А теперь — вон… — Он неловко кивнул на виселицу.
— Суду всё ясно, — усмехнулся Сухов. — Как вас звать хоть?
— Я — Клаас, — сказал брюнет.
— А меня Янсом зовут, — молвил блондин.
— Будем знакомы, — скупо улыбнулся Олег. — Судя по всему, жизни вам тут не дадут. Уходите лучше в леса, земля велика. Или, если хотите, могу взять вас в команду.
— Хотим! — дуэтом воскликнули братья.
— Вы приняты.
— Взять его! — каркнул ван Хоорн, словно повторяя за Суховым, и указывая на командора.
