— Хороши бы мы были, болтаясь на лестницах, как две обезьяны, когда люди, которые должны дойти только своими ногами, скользили бы мимо, падая в пропасть. Ведь ты не пожелал воспользоваться даже лошадьми, испытывая чувство неловкости, впрочем, как и я. Да мы не смогли бы и веревки прицепить, ведь сначала нужно вверху забить крючья. Нет, эти люди сперва забрались сюда, а уж потом наладили постоянный спуск и подъем.
Признавая ее правоту, я на ходу осторожно поцеловал ее маленькое ухо, ощутив губами холод кожи и драгоценных камней серьги. Она улыбнулась и вдруг радостно воскликнула:
— Вот что нам сейчас нужно!
Оставив меня, Снежана быстро пошла, почти побежала вперед и лишь теперь я обратил внимание на небольшой костерок, возле которого лежала кучка дров, доставленных снизу. Она слишком опередила меня, и я не слышал начала разговора между нею и сидящими возле огня.
Но увидев, как она отступает, пятясь, теснимая двумя мужчинами, размахивающим перед ее лицом поленьями, я кинулся вперед, подняв посох и чувствуя, как багровая пелена гнева затмевает мой разум.
Мужчины, еще не замечая меня, наперебой кричали:
— Пошла отсюда, девка, ишь, удумала сушиться без платы! А ты дрова пилила, сюда поднимала, костер поддерживала? Убирайся, пока зубы да глаза не повыбили!
Не видя, но уже зная, что я бегу на помощь, разъяренный обрушившимися на нее оскорблениями, Снежана быстро обернулась, вытянув руки вперед и успев схватить меня за полы плаща.
Едва не сбив девушку с ног, я остановился, почти не видя ее, желая лишь добраться до мужиков и преподать им полезный урок, относительно выбитых глаз и зубов. Но сильные руки ведуньи продолжали удерживать меня на месте. Наконец, опомнившись, я услышал ее слова.
— Посмотри на них, ведь это самые последние бедняки. Представь усилия, которые потребовались для того, чтобы доставить сюда дрова, и все ради нескольких жалких монет. А тут явилась я и стала воровать их тепло. Чем это отличается от того, что я обокрала бы булочника или мясника? Ведь они тоже ничего не дают даром, и никто их за это не осуждает.
Я посмотрел на двух хранителей огня, вид которых вблизи производил удручающее впечатление. Низкорослые, худые, сгорбленные от постоянной непосильной работы, они были одеты в ветхие накидки, весьма похожие на старую мешковину. Порты из усчины, грубая ткань которой заправлялась под онучи, обмотанные вокруг ног и древние лапти.
Увидев перед собой высокого сильного мужчину, потрясающего увесистым посохом, они испуганно отбежали от своей охраняемой ценности и застыли неподалеку, готовые мчаться дальше при первых признаках опасности.
Они были похожи на несчастных дворняг со впалыми боками и поджатыми хвостами. Бродячих псов отгоняют от обглоданной сухой кости, представляющей для них невиданное лакомство.
Не в силах ни сопротивляться, ни отступить перед сильнейшим, они только отбегают, скаля зубы и жалобно повизгивая. Гнев мой испарился при виде столь жалкого противника. Снежана, видя это, отпустила меня, заметив:
— А все же было бы неплохо обсушиться возле огня.
Я достал из сумки несколько монет и направился к дымящимся головешкам, однако их владельцы по-прежнему опасливо топтались поодаль. И лишь по зову ведуньи, которая, как было видно, заступилась за своих обидчиков, они подошли ближе.
Получив плату, бывшую, судя по их обрадованным лицам, даже чрезмерной, мужчины засуетились, подбрасывая хворост и поленья, разводя настоящий огонь.
Я подозвал родителей с ребенком, нескольких обессилевших стариков, и некоторое время мы наслаждались теплом, поворачиваясь перед огнем, как будто совершая ритуал поклонения ему. Я ссыпал горсть мелочи одному из двух хранителей тепла, велев подпускать каждого, кто промок под сорвавшимся бураном и вскоре нагонит нас.
Воевода увидел перед собой жреца, который вдруг неизвестно куда пропал перед самым боем.
Колдун тоже был на миг ошеломлен неожиданной, невозможной встречей, и лишь поэтому Руфус успел выкрикнуть свои вопросы и предположения:
— Откуда ты? Тоже выбрался из ямы?
И тут же лицо его просветлело.
— Я понял, ты пришел убить хана, сквитаться за князя! Но я уже совершил месть!
Он отступил в сторону, открывая залитый кровью ковер, на котором лежал, бессильно раскинув руки, Исмаил, утративший в смерти присущую его лицу надменную значительность.
С тяжелым сердцем смотрел на «брата» Горкан, перед глазами которого вихрем пронеслись, сменяя друг друга, картины их детства, взросления, несчетные примеры того, как молодой хан проявлял свою искреннюю симпатию к орку.
Наверное, права Арника, от человека нельзя требовать того, чего он не может дать в силу своей природы, характера. Исмаил действительно любил
