— Папа тоже обрабатывал доски наждаком. — Я улыбнулась.
Рене тоже:
— Знаю. Давай я продолжу, а ты иди, собирай вещи. Через некоторое время зайду тебя проведать.
Я снова кивнула:
— Я оставлю дверь открытой, так что, если что-то понадобится, кричи.
— Отлично, — ответила Рене, и я тут же добавила:
— Погоди. У меня же нет чемодана. Дома есть, но Рон привез все вещи в коробках.
— У меня есть на чердаке, — сказала Рене. — Уверена, что найду его минут за пятнадцать.
— Хорошо. — Я помогла ей открыть ведущую на чердак дверь и проводила ее взглядом, пока она поднималась по лестнице.
А потом, когда бабушка поднялась на самый верх, чтобы найти мне чемодан, я бесшумно пошла вниз по лестнице. Очень быстро.
Я выбежала на улицу. Но не двинулась через двор. На чердаке было окно, которое как раз выходило на лес. И я знала, что Рене будет выглядывать, а я…
Мне надо было поспешить. Успеть попасть в лес.
Добраться до места, куда почти никто не ходил.
И я не побежала через двор. Прошла по улице до самого ее конца, обогнула стоявший там пустой дом с вывеской «НЕДВИЖИМОСТЬ СТИВА БРАУНИНГА» и оттуда уже бросилась в лес.
Рене расстроится, но, даже если она пошлет за мной Рона и всех наших полицейских, они меня не найдут. Там, куда я направлялась, не найдут.
Я не собиралась идти к себе домой. Я даже не собиралась пока разыскивать лукошко.
Мне нужен был Бен.
Я вошла в лес и подумала о нем. Только о нем, не задумываясь о том, куда я иду, не глядя на деревья, мимо которых проходила.
Я шла, куда вело меня сердце.
Забралась я довольно глубоко. Деревья вокруг росли очень высокие, и я казалась себе маленькой и незнакомой — именно такой они меня и видели.
Я шла, и в глубине леса, там, где я точно не бывала раньше, нашла Бена. Он сидел у одного из старых высоких деревьев, обхватив голову руками.
Он был босиком, ноги грязные, как будто он бежал.
— Эйвери, — проговорил он, когда я приблизилась к нему. Он, разумеется, знал, что я приду, найду его. Такова была наша взаимосвязь.
Бен показался мне таким же, как лес: прекрасным и непохожим на человека. Он был собой, и он выглядел таким одиноким, что я сразу направилась к нему, села и положила голову ему на плечо, вдыхая его теплый лесной аромат.
Он повернулся и притянул меня к себе, дотронувшись пальцами до моих волос. И замер, когда увидел кроваво-красную прядь:
— Это…
— Это появилось утром, когда я проснулась.
Какое-то время он молчал.
— Я не помню, что произошло прошлой ночью, — сказал он. — После того, как мы расстались, я… — Он сделал паузу. — Меня так влекло к тебе, что я чуть не пришел. Я хотел прибежать к твоей бабушке и найти тебя, забраться в дом и дотронуться до тебя…
От силы его чувств у меня перехватило дыхание. Я представила, как открываю глаза и вижу перед собой Бена. В комнате, в которой сейчас живу. В своей постели. Я придвинулась поближе к нему, у меня участилось дыхание. Бен тихонько вскрикнул и отстранился от меня.
— Я превращался, — сказал он с надрывом. — Я… меня так к тебе тянуло, что я испугался сам себя и сделал это, чтобы не прийти к тебе.
— Ты превращался? Ты же сказал, что в полнолуние не сможешь изменить свой облик до самого утра, что всю ночь будешь вол… — Я осеклась, вспомнив о том, что той ночью случилось. О смерти Тантосов, о том, как им выдрали глотки, о том, что на них, по всей видимости, напал зверь.
Волк, как было написано в газете, как говорила Рене.
Волк.
— Бен, ты правда ничего не помнишь? — прошептала я, но он не пошевелился.
И не посмотрел на меня.
28
