— Человек-ключ?
— Именно. Вы все еще считаете, что я компрометирую ее?
— Она ведь похожа на вашу мать?
Император едва заметно шевельнулся, подавив желание отвести взгляд.
— Немного. Насколько вообще можно говорить о сходстве между китаянкой, хоть и нечистокровной, и европейкой.
— Вы вините себя в том, что случилось с вашей матерью?
— Нисколько. Думаю, повернись река вспять, и моя мать, даже зная последствия, все равно погибла бы.
— Но она могла бы вылить яд.
— Тогда меня достали бы железом. А она… Знаете, почему я жив и даже унаследовал империю? Я никогда не бунтовал против отца. Потому что мать любила его. Он чудовище. Но она любила его. У него было много женщин. Они угождали ему ради выгоды или из страха. Моя мать считалась неблагонадежной. И отец случайно узнал о ней. Она была красива, но этого мало, чтобы привлечь внимание императора-параноика. Однажды я спросил ее — что заставило тебя уступить чудовищу? Ведь я в десять лет уже все понимал. Она ответила: я полюбила его с первого взгляда, я поняла, что нужна ему, что он без меня свалится в пучину своих пороков. Потом родился я. И мать гордилась не тем, что родила сына императору, нет. Она гордилась тем, что Будда благословил ее любовь и позволил принести сына любимому. Однажды, через год после ее смерти, я увидел, как мой отец, этот монстр, плачет. Плачет потому, что не сумел уберечь ее. Я спорил с отцом. Но я всегда помнил, что она любила его. И что он любил ее. Обращению с женщинами меня научила не мать — научил отец. Да, он был чудовищем. Но поглядите на меня — я его истинное творение.
— Вернемся к нашим баранам. Вам известно, какая информация содержится на чипе Сони?
— Нет. Я знаю, что там будущее империи. Но без конкретики.
— Надо полагать, что будущее необязательное. Иначе эту информацию не доверили бы столь ненадежному носителю.
Император позволил себе медленную, опасную улыбку.
— Вам приходилось сдавать экзамены? Вы ведь знали, что не умрете, если провалитесь. Будете жить хуже, чем могли бы, но и только. И я, и империя не погибнем, если я провалю этот экзамен.
— Где Соня хранит чип?
— Я не скажу вам, а сами вы не найдете. Потому что мне нужна Соня.
— Даже без чипа?
— Да.
— В таком случае, будем считать, что мы друг друга поняли. — Маккинби встал.
— Показываете императору, что аудиенция окончена?
— Право победителя. — Маккинби пожал плечами, ощутил, как ноет мышца в том месте, куда угодил шест китайца. — Должны же у меня быть привилегии.
— Вас не зря прозвали бараном титулованным.
— Конечно.
Император тоже встал. Они поравнялись. Китаец по меркам Маккинби был не слишком высоким, но в нем чувствовалась сила. Это хорошо.
— Вам лучше вылететь завтра. Скажите Делле, что ее сыну было бы безопасней если только на ладони Будды. Это слово императора. Возвращайтесь с Соней.
Маккинби кивнул и пошел к двери.
И вновь мы на борту. На борту маленькой старой яхты, которая досталась мне от Макса. Свою махину Август оставил в Пекине, наверное, чтоб Анна ездила на экскурсии со всем комфортом. Анна при прощании дула губки и сдвигала бровки, но что-то я не заметила особого огорчения. Похоже, шанс пошуровать в Пекине без Августа очень даже ее устраивал.
Моя свита тоже осталась в Пекине — обслуживать Огги и его бабушку Валери.
— Делла, — сказала мне Валери, — ты не волнуйся. Макс без меня три года обходился. Не верь, что он такой чокнутый, потому что я в тюрьме сидела. Он родился порченым. А Огги нормальный. Миллионы баб идут на работу, оставляя детей нянькам. И ничего худого с детками не случается. Забудь ты эти средневековые бредни, что мать должна сиднем, при ребенке сидеть. У него есть кормилица, нянька, слуги. Есть бабка. Даже если тебя не будет неделю, все нормально. Ты вообще вспомни, как в те же Средние века аристократия своих детей растила. Там матери через одну в родах дохли. И кому это помешало человеком вырасти?
— Валери, я понимаю.
— Твоему сыну важней, чтоб ты наседкой не стала. И, Делла, насчет этого китайца…
— Валери, отстань.
