отличие от грузового «змея», в разбеге для взлета, спесиво задрала носовую иглу над расчищенной площадкой. Диск на ее брюхе сиял под мощными фарами топливных автоцистерн. Очевидно, фары освещали еще что-то, лежавшее на земле, поскольку у высокого голенастого шасси сгрудились, наклоняясь и переговариваясь, человек пять; среди них блестела каска Вестника. Когда Вирайя и Аштор вышли из-за глыб, сопровождаемые другим Вестником с ручным фонарем, его собрат в зеркальной каске мгновенно отскочил и яростным жестом шуганул в темноту всю группу, состоявшую из рабов — механиков и заправщиков. Затем Вестник проворно оказался на одном колене. «Недолго же я побыл иерофантом», — подумалось Вирайе.
На покрытой инеем щебенке лежала, раскинув руки и уронив набок голову с открытыми глазами и ртом, почти голая изможденная женщина в шортах и завернувшемся клеенчатом фартуке. У нее были короткие волосы такого богатого огненного колера, что перед ним стушевалось даже крылатое солнце на брюхе «стрелы». Налет седины не убавил яркости этого пламени.
Когда подошел Бессмертный, Вестник вскочил и услужливо повернул ее голову носком сапога, чтобы лицо смотрело вверх.
И Вирайя вдруг вспомнил шершавые своды адской кухни, сухой металл столов, накаленный тысячесвечовыми лампами. Вспомнил путаницу белых червей в кювете, рвотный дух крови, гари и формалина — и два живых, отчаянных карих огня под краем уродливой клеенчатой шапочки. Да, это были те самые глаза, они не умерли; оторочка густых ресниц дрожала над их гаснущей гладью. В глубине пульсировали крошечные золотые диски.
Ахнув, гневно заговорила о чем-то Аштор, виновато-недоуменно пискнул в ответ юный Вестник — мало ли везде дохлых рабов валяется! Вирайя не слышал. Он жадно рассматривал стертые до мяса, едва зарубцевавшиеся маленькие ладони женщины, подогнутые пальцы со струпьями на кончиках… Неужели эти руки смогли взломать изнутри толпу Горы Единого? Как она сумела выжить — почти раздетая, среди мерзлых груд камнепада?
— …Рядом нашли, — оправдывался Вестник перед грозно подбоченившейся Аштор, — там у нее под камнем вроде гнезда из разных лохмотьев. Думали — мертвая, а она дышит!
— Дышит, — машинально повторил Вирайя, глядя на растерянного пухлогубого юнца. Не появись они с Аштор — попинал бы мальчик свою находку сапогом, убедился, что рабыня вставать не собирается, спокойно всадил пулю в рыжую голову и наказал бы тем же заправщикам свалить труп где-нибудь подальше, дабы не осквернять взоры Священных…
— Дышит, — еще раз сказал Вирайя — и добавил бесцветным, чуть ли не унылым тоном человека, не допускающего даже мысли о чужих возражениях (прилипло за год с лишним в Ордене):
— Женщину в самолет.
Аштор не сказала ничего, только одобрительно пожала локоть друга.
…Как раз три кресла оказалось в тесной, — четверть положенной Священному площади отхожего места, — душной кабине «стрелы», кроме того сидения, что было занято пилотом, ухитрившимся даже в этой тесноте приложиться к резиновому полу перед Бессмертным. Вестники уложили рыжую женщину, будто шарнирную куклу, застегнули на ней привязные ремни. Пилот выпучил глаза и быстро отвернулся от соблазна. Черно-зеркальные, топоча по трапу, слетали за чемоданами, лихо вскинули жезлы, прощаясь: последняя почесть Внутреннего Круга Избранных своему двадцатидевятилетнему иерофанту! Люк захлопнут и заперт. Над горами — холод, ночь, тишина и пол оспенного лица приблудившегося бога.
Проснулась, прочистила глотку сиплым рыком, вздрогнула «стрела». Пошли качаться, как маятники, свешенные с кресла руки рыжей. Изогнувшись, насколько позволяли ремни, Аштор схватила Вирайю за колено. Крик ее чуть слышен:
— Только бы сейчас нам… не по-ме-ша-ли!..
Он думает о том же. «Стрела», проклятая и благословенная, как сама жизнь, «черная стрела»! Когда-то с шахматной крыши столичного храма ты унесла меня в таинственную область Ордена. Кому же, как не тебе, суждено спасти меня сейчас?
Со скрежетом лопаются кандалы земной тяги. Не слишком ли громко? Томительные мгновения все более сильной тряски, горячечного рева машины, переходящего в головокружительный свист. Нет — туда, в бункеры, едва доносился даже голос каменного шторма! И все равно скорее, скорее…
Наконец, рывок: грузно отекает тело, чьи-то пальцы через уши ввинчиваются в мозг…
Взлет!
Глава XV
Острова над унылым послепотопным мелководьем, заваленные буреломом, когда-то были зелеными холмами у реки, а теперь торчали из мутного зеркала, бурые, словно туши буйволов. Воскресшая река, промыв чистую голубую полосу в серо-желтом супе, подтачивала рыхлый берег острова, увенчанного двухэтажным кубом штаба сектора Бхара. Видимые сквозь прозрачную воду, на дне сцепились разбухшие оголенные деревья.
Испуганно посмотрев на Индру, Варуна сказал тоном человека, догадавшегося о страшном коварстве:
— Наверное, они узнали, что Архипелага больше нет, и потому осмелели. — Он поднял указательный палец. — Но откуда? Неужели нашелся
