Избранный, который мог…
— Ничего они не узнали, — хмуро ответил стажер. Он стоял, сунув руки в карманы брюк, широко расставив ноги и внимательно, цепко рассматривал все детали открывшейся картины. Солдаты — пилот и механик — жались к борту «стрекозы», шептались, нехорошо подмигивали друг другу, — одним словом, только дисциплина удерживала их от позорного бегства обратно в воздух.
— Ничего они не могли узнать. Напали, считая, что защита ослабела после землетрясения и потопа. Ночью видел факелы?
Варуна кивнул. Вопрос о том, почему штаб сектора вот уже вторые сутки не отвечает на вызовы, решился сам собой.
У речного прибоя неряшливо обрывалась дорога. Ворота были выбиты, асфальтовый двор за стеной усыпан бумагами, горелыми сучьями и трупами. В молочном, бессолнечном свете туманного дня буднично чернели твердые, словно рог, босые подошвы. Копья судорожно зажаты в острых, сухих кулаках. Те, кто выламывал ворота, валом лежали в проеме, облепив колоду импровизированного тарана. Очевидно, они были заранее обречены на смерть, как и весь отряд, ворвавшийся во двор и лежавший теперь полукругом, головами к дому, с безобразными дырами на лопатках — предметом особого внимания мух и оводов.
Взглядом пригвоздив к месту солдат, Индра кивнул Варуне, и тот, брезгливо подтягивая брюки, вслед за стажером полез через месиво в воротах.
Кровавый кавардак в комнатах дал возможность легко восстановить события. Пока смертники, валясь под огнем пулемета, отвлекали внимание казармы, — главные силы, по-обезьяньи ловкие и беспощадные, обрушились на штаб с тыла.
В солдатской спальне не все проснулись от стрельбы. Надо полагать, с перепоя. Один так и застыл, подложив ладони под щеку, с горлом, разваленным до уха; зато другой сопротивлялся, разбросал постель. Он ушел не один — истыканный ножами белокурый великан. Его пальцы сдавили шею извернувшегося винтом, маленького шоколадного охотника.
В столовой чьи-то сапоги торчат из-под растрощенной мебели, видны попытки поджога. Канцелярию сжечь удалось. Уцелевшие бумаги, подхваченные жаром костра, вылетели в разбитые окна и шевелятся теперь на дворе.
Командующий сектором умер, как Избранный классических времен. Он сидит за своим огромным Т-образным столом, запрокинув седую голову на спинку кожаного кресла — бронзово-загорелый, с носом гигантской вымершей птицы. У него маленькое, аккуратное отверстие в правом виске. Серебряный именной пистолет покоится на полу, под свесившейся рукой. Перед столом, головами к порогу, навалены тела нападавших. Они ворвались — но тут же повернули обратно, объятые ужасом, и твердая рука генерала расстреливала их в спины, пока не остался один патрон…
«Коротконосые» не посмели коснуться тела командующего. Преклонив колено и воздав положенные почести, Индра и Варуна сняли с генеральской груди золотой крылатый диск. Варуна откровенно плакал, кулаком вытирая глаза. Торжественно поцеловав диск, стажер Гвардии застегнул цепь от него на затылке. Теперь он, Индра, остался единственным представителем Внутреннего Круга в секторе — значит, временно принял пост командующего и его посвящение.
Осмотрев следы резни в доме, новый комсектором и младший офицер Варуна спустились в подвал.
Длинная, низкая каменная коробка служила тиром для солдат — лучи фонариков обежали ряд поворотных силуэтов-мишеней, нещадно продырявленных пулями. В дальнем торце тускло, равнодушно блеснула цельностальная дверь — видимо, ее тоже пытались штурмовать дикари, но тщетно: только размочалили острие бревна, тут же и брошенного. Без толку повозившись с цифровым набором (Варуна присвечивал двумя фонарями), Индра решительно снял с плеча пистолет-пулемет.
Вслед за неописуемым грохотом эха и визгом бичуемого замка, из-за двери раздался внятный, хотя и далекий крик. Офицеры вдвоем навалились на стальной щит, распахнули…
Электростанция была отключена, — горелые трупы прилипли к высоковольтным шинам, — но на лестнице, уходившей вниз в тесном ущелье стен, под наклонным потолком горели пыльные зарешеченные плафоны.
— Эй, — совсем отчетливо крикнул голос снизу, — эй, Избранные, не стреляйте!
— Кто там? Выходи! — сказал в ответ Индра, все же не опуская автомат. Человек под лестницею недовольно закряхтел, вышел из дверного проема и стал лениво постукивать каблуками, поднимаясь. Это был пожилой, полный, розоволицый офицер самого благообразного и холеного вида, типичный штабной, с маленькой бородкой клинышком и дурашливыми светлыми глазенками. Белая тропическая гимнастерка порыжела подмышками, но аккуратно выстирана и отглажена. На мгновение Индре стало неудобно, что он заставил вскарабкаться по лестнице столь почтенного и одышливого мужчину. Офицер при каждом шаге промокал полотняным платком крутой лоб и залысины.
Индра и Варуна невольно переглянулись, увидев вблизи его значок. Адепт высшего посвящения Внешнего Круга! В его присутствии главенство Индры становилось сомнительным: офицер был равен по священству главе имперской профессиональной коллегии или, скажем, начальнику столичной голубой Стражи, а стажер, пусть и орденский, все-таки оставался учеником.
Но бородач не оказался уставным жуком и, молча скользнув лукавым глазом по нелепому сочетанию, — армейская каска со змеей и крылатый диск на груди, — попросил у молодых людей «хотя бы сухарь, пусть даже и не моченый». Порывшись в полевой сумке, Варуна добыл яблоко и два раскрошившихся овсяных печенья, обещав накормить получше в «стрекозе».
— Наверху, вероятно, славненько? Я так и думал… Поесть я поем, спасибо, двое суток пил воду и жевал табак, — но с вами, юноши, не полечу, —
